лихорадка началась. Она развивается не равномерно, но всплесками и отступлениями в кризис, часто сопровождающийся горячкой, правлением наиболее неистовых революционеров, Царством Террора. После кризиса приходит период выздоровления, обычно отмеченный одним или двумя рецидивами. Наконец лихорадка проходит, и пациент снова приходит в себя, возможно, в некоторых отношениях став сильнее из-за пережитого, приобретя хотя бы на время иммунитет от подобных приступов, но, конечно, не полностью преображенный.[97]
Разумеется, «естественные историки» также предлагали, по крайней мере неявно, некоторые теоретические гипотезы о причинах революции. Они были преимущественно социально-психологическими, и (что важно для наших целей) мало усилий уделялось сравнению исторических примеров для обоснования этих гипотез. Вместо этого теоретические гипотезы просто применялись к анализу в целом, а исторические материалы использовались в первую очередь для иллюстрации метафорической последовательности стадий. Нельзя сказать, что результаты естественно-исторических исследований не обладают никакой ценностью (действительно, в них много прозрений относительно революционных процессов, они могут и сегодня быть полезным чтением), но они очень отличаются от сравнительно-исторического анализа. Такой анализ применяет сравнения позитивных примеров, а также сравнения позитивных с негативными примерами для выявления и обоснования причин революций, а не их описаний. Более того, сравнительно-исторический анализ ни в какой мере не исходит из того и не пытается доказать, что революционные процессы должны описываться сходным образом в своих конкретных траекториях от случая к случаю. Дело в том, что аналитически сходные группы причин могут действовать в ряде случаев, даже если природа конфликтов и их временная последовательность различны, и даже если, например, один случай приводит к консервативной реакции, а другой – нет (вообще или к аналогичной). В рамках сравнительно-исторического анализа подобные различия не мешают определить сходные причины разных революций. В то же самое время они представляют различия, которые сами могут быть объяснены путем сравнения позитивных исторических кейсов друг с другом.
Конечно, сравнительная история обладает собственными трудностями и ограничениями, и некоторые особенно значимые из них заслуживают краткого обсуждения. Прежде всего, существуют неизбежные трудности в применении этого метода в соответствии с его логикой. Часто невозможно найти именно те исторические кейсы, которые необходимы для логики определенного сравнения. И даже когда находятся довольно подходящие кейсы, совершенного контроля над всеми потенциально релевантными переменными никогда не добиться. Поэтому приходится делать стратегические предположения о том, каковы, вероятно, реальные причины, – то есть какие из них действительно могут или не могут повлиять на объект исследования. В результате всегда остаются неизученные особенности контекста
Brinton, Anatomy of Revolution, pp. 16–17.
