революциях опосредованные внешние кризисы совпали с внутренними структурными условиями и тенденциями таким образом, что породили стечение следующих обстоятельств: (1) выход из строя центрального государственного аппарата старых порядков; (2) широкий размах восстаний низших классов, в первую очередь крестьянства; (3) попытки мобилизующих массы политических лидеров консолидировать власть революционного государства. Результатом революции в каждом случае выступало централизованное, бюрократическое и национальное государство с массовым политическим участием и с возросшим великодержавным потенциалом на международной арене. Препятствия к социальному изменению в национальном масштабе, связанные с дореволюционным положением высшего землевладельческого класса, были устранены (или значительно сокращены), а новый потенциал развития был создан благодаря большей централизации государства и массовому политическому участию при новых режимах.
Что бы ни было принято в других понятийных системах, французская и китайская революции (два «полярных» примера в моем трио) были не настолько уж отличны одна от другой и не настолько похожи (соответственно) на ранние европейские либеральные революции и осуществляющие национальное строительство революции третьего мира, как можно было бы подумать, исходя из их различных пространственно-временных и культурных условий. На самом деле французская революция в ключевых моментах поразительно отличалась от английской революции XVII в. и была довольно схожа с китайской и русской революциями. Крестьянские бунты в ходе французской революции играли ключевую роль, к тому же ее политическим результатом было более централизованное и бюрократическое государство, а не либерально-парламентский режим. Что касается китайской революции, то исторически представляется удивительно недальновидным относить ее к национально-освободительным революциям XX в. Культурная и политическая история Старого имперского порядка в Китае простиралась на многие века назад. Кроме того, китайская революция как процесс в целом была запущена в 1911 г. восстанием высшего класса против абсолютистского монархического государства, ни чем не отличающегося от восстания аристократии, положившего начало французской революции[101]. Более того, китайская революция в конце концов породила ориентированный на догоняющее развитие коммунистический режим, который, конечно, в большей (или той же) степени был похож на послереволюционный советский режим, чем на современные некоммунистические режимы третьего мира.
Учитывая тот факт, что схожих черт между этими тремя революциями достаточно для того, чтобы использовать их для проведения сравнительно-исторического исследования, такое исследование обещает быть весьма плодотворным. Можно выявить и объяснить сходные социально-политические характеристики французской, русской и китайской революций в таких отношениях, которые неизбежно будут упущены исследователями, решившими
Часто исследователи исходят из того, что в Китае было две революции, одна в 1911 г. и другая, столкнувшая между собой китайских коммунистов и националистов, в 1930-1940-е гг. Однако я считаю более плодотворным рассматривать китайскую революцию как единый процесс. Он растянулся от падения Старого порядка в 1911 г. (и провала попыток консолидации какого-либо нового режима в этот момент), через возникновение и соперничество за высшую власть двух направленных на государственное строительство движений (националистов и коммунистов), которое завершилось победой последних, частично предопределенной тем, что националисты ни разу не преуспели в объединении Китая под властью одного правительства. Поэтому, если кто-либо из читателей принимает для себя проводимое Самюэлем Хантингтоном различие между «западными» революциями, начинающимися с краха старого порядка, и «восточными», где возникает движение, бросающее вызов слабой власти в стране третьего мира, то я утверждаю, что Китай был на самом деле ближе к «западному» типу. Аналитическое различие Хантингтона полезно, но примеры к нему приведены неверно, к тому же сами обозначения следовало бы изменить!
