присвоения землевладельческим классом с помощью институциональных средств принуждения)[123], то можно сказать, что господствующий класс дореволюционной Франции был в значительной степени феодальным. Но важнее прийти к ясному пониманию того, каковы были (или не были) характеристики и институциональные основы этого господствующего класса.
Разумеется, Франция XVIII в. не была обществом, реально разделенным на сословия (то есть церковь, дворянство, «третье сословие»). Как отмечает Франсуа Фюре, социальные формы и идеалы, стимулируемые одновременным (и симбиотическим) ростом государственной администрации и коммерциализацией, привели к вытеснению позднесредневековой системы социальных слоев:
На самом деле французская монархия на протяжении столетий играла активную роль в разрушении общества сословий, и в XVIII столетии продолжала делать это больше чем когда-либо. Связанное с развитием товарного производства, враждебное к местным властям, сражающееся за национальное единство, государство было (наряду с деньгами, одновременно с деньгами и даже в большей степени, чем деньги) решающим источником социальной мобильности. Государство все больше вмешивалось, подрывало и разрушало вертикальную солидарность сословий, особенно дворянства. Это происходило и в социальном, и в культурном отношении: в социальном, поскольку государство учредило – наиболее заметным образом, в лице своих служащих – иное дворянство, чем дворянство феодальной эпохи. В культурном отношении государство предложило правящим группам королевства, собравшимся впредь под его эгидой, иную систему ценностей, чем ту, которая основывалась на личной чести: родину и Государство. Одним словом, превратившись в полюс притяжения богатства, поскольку оно распределяло социальное продвижение в чине, монархическое государство, даже консервируя наследие сословного общества, создало параллельную и противоречащую ему социальную структуру: элиту, правящий класс[124].
Богатство и государственные должности, а не просто членство в сословии, были ключом к успеху во Франции при ancien régime[125][126]. Богатство дворян чрезвычайно разнилось. Более бедные дворяне были исключены из парижского высшего общества и комфортной стильной жизни в провинциальных городах, к тому же у них были огромные трудности с покупкой самых желанных постов в армии или гражданской администрации. С другой стороны, простолюдины, скопившие большое богатство благодаря заморской торговле или королевским финансам, или продвигавшиеся по службе путем покупки все более высоких государственных должностей, могли легко получить доступ и к дворянскому званию и привилегиям, и к высшему обществу. На самом деле многие из наиболее известных и процветающих знатных семейств XVIII в., по всей видимости, получили дворянское звание только три или четыре поколения назад.
Различие между первым (церковным) и вторым (дворянским) сословиями,
См., напр., анализ феодализма Перри Андерсона в: Perry Anderson, Passages From Antiquity to Feudalism и Lineages of the Absolutist State (London: New Left Books, 1974); Андерсон П. Переходы от античности к феодализму. Москва: Территория будущего, 2007; Андерсон П. Родословная абсолютистского государства. Москва: Территория будущего, 2010.
Furet, “Le Catechisme Revolutionnaire”, p. 272. Процитированный абзац переведен с французского мною, с благодарно признаваемой помощью Джерри Кэрабла.
Старом порядке (фр.). – Прим. пер.
Этот и следующий абзацы основаны на: J. McManners, “France”, in The European Nobility in the Eighteenth Century, ed. Albert Goodwin (New York: Harper & Row, 1967), pp. 22–42; Behrens, Ancien Regime, pp. 64–84; Colin Lucas, “Nobles, Bourgeois and the Origins of the French Revolution”, Past and Present, no. 60 (August 1973), pp. 84-126; William Doyle, “Was There an Aristocratic Reaction in Pre-Revolutionary France?” Past and Present, no. 57 (November 1972), pp. 97-122; D. D. Bien, “La Reaction Aristocratique avant 1789: l’Example de l’Armee”, Annales: Economies, Societes, Civilisations 29:1 (January-February 1974), pp. 23–48; Jean Egret, “L’Aristocratie Parlementaire Française a la Fin de l’Ancien Regime”, Revue Historique no. 208 (July-September 1952), pp. 1-14; Robert Forster, The Nobility of Toulouse in the Eighteenth Century (Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1960); Robert Forster, “The Noble Wine Producers of the Bordelais in the Eighteenth Century”, Economic History Review, 2nd ser. 14:1 (August 1961), pp. 18–33.
