когда казначейство еще не справилось с задолженностью со времен предыдущей (Семилетней) общеевропейской войны. Налоги «были дополнительно собраны в последний раз в 1780 и 1781 гг.; в рамках существующей системы разрушаемого привилегиями налогообложения экономика не могла вынести большего»[157]. И тогда, как мы уже отмечали, Франция скатилась в циклическую рецессию экономики – что сократило налоговые поступления и источники инвестиций и подстегнуло банкротства среди финансовых агентов государства[158].
И все-таки, как мудро напоминает нам Дж. Ф. Бошер: «большинство королей из династии Бурбонов переживали долги и банкротство; финансовые тяготы в поздние годы правления Людовика XIII, Людовика XIV и Людовика XV были, вероятно, столь же обременительны, как и на заре французской революции»[159]. «Почему, – спрашивает он, – финансовые бедствия Людовика XVI переросли в крупномасштабный кризис?» Почему они дали начало революции? Бошер дает ответ, что некоторые процессы во Франции XVIII в. отключили старый спасительный механизм:
Любой другой финансовый кризис в монархии Бурбонов завершался Палатой правосудия [экстраординарным судопроизводством], привлекающей внимание общественности к счетоводам, откупщикам и другим финансистам [все они занимали купленные у монархии должности, которая обычно занимала у них в ожидании налоговых поступлений]… как к спекулянтам, ответственным за бедствие. Палаты правосудия обеспечивали удобный легальный инструмент для списания долгов перед финансистами и принудительного изъятия у них больших сумм. В связи с созывом этих палат корона пользовалась моментом слабости финансистов для осуществления реформ финансовых институтов.
Но в течение XVIII в. генеральные откупщики, главные сборщики налогов, главные казначеи, плательщики рент и иные высокопоставленные финансисты в большом числе стали дворянами и слились с правящими классами до такой степени, что корона не смогла учредить Палату правосудия против них. Долгая серия Палат правосудия подошла к концу в 1717 г. Те министры финансов, которые пытались предпринять что-нибудь, по своей природе представляющее атаку на финансистов, особенно Терре, Тюрго и Неккер, потерпели политическое поражение и были вынуждены уйти в отставку. Именно в этих обстоятельствах финансовые бедствия переросли в крупномасштабный кризис[160].
Одним словом, когда неутолимая склонность к войне в XVIII в. довела монархию Бурбонов до острого финансового кризиса, она столкнулась с социально сплоченным господствующим классом. Этот класс зависел от абсолютистского государства и был вовлечен в его международные миссии. Тем не менее он также был экономически заинтересован в минимизации королевского налогообложения своих богатств и способен оказывать политическое давление на абсолютистских монархов через свои институциональные плацдармы в государственном аппарате.
В 1787 г. новости об угрожающем финансовом
Ibid., P. 257.
Bosher, French Finances, pp. 183–196, 308.
Ibid., P. 304.
Bosher, French Finances, pp. 304–305.
