в нее толчками», «ее вопеж будил и будоражил окрестных жителей». Первый тираж разошелся мгновенно, но почти сразу сверху последовал приказ прекратить публикацию. Невезуха: дебелая супруга главы Госкомитета по печати проглотила роман в один присест на ночь глядя. И пришла в ужас от описания «скабрезных и возмутительных» сцен половых сношений. И не смогла заснуть – до того разыгралось воображение. По случайному стечению обстоятельств главе Госкомитета уже докладывали о выходе в других издательствах переводов творений западных авторов, изобилующих сценами разврата. А это уже повод для проведения строгой кампании – за три года до наступления эпохи гласности – по очищению советского книжного рынка от тлетворных произведений пресловутой и упаднической буржуазной литературы.
Официальное порицание по адресу переводчиков и издателей некоторых романов, неприемлемых для социалистической морали, было вынесено двумя ведущими литературными журналами. К счастью для Кранцева, его имя в печати не прозвучало, да ведь переводчик здесь и ни при чем, если издатель публикует. А если завтра ему принесут перевод «Майн кампф»? – утешал он сам себя. На самом деле он опасался не Госкомитета по печати, а реакции перестраховщиков в своем министерстве, которые, прознав об инциденте, запросто могли бы зарубить ему поездку во Францию: как же пускать на Запад такого морально незрелого? Опять же, одним вакантным местом больше в хорошей западной стране…
Выручил Дима, сын секретаря ЦК КПСС, однокурсник Кранцева, с которым Артем не раз пересекался на вечеринках в шикарной номенклатурной квартире на Кутузовском проспекте. С тех пор, несмотря на социальную грань, между ними сохранились овеянные молодостью, теплые приятельские отношения. Прямой и простой в обращении Дима не поленился обзвонить сотрудников аппарата отца и выяснить, что переводчикам означенных книг аутодафе не грозит, то есть можно расслабиться. «А повестушка-то классная», – коротко прокомментировал он событие, удручавшее Кранцева. О достославные времена брежневского застоя: спокойная жизнь и ее правила игры были по крайней мере известны!
Успокоенный, Кранцев ничего не придумал умнее, как отпраздновать победу в компании своего давнего приятеля, франтоватого Влада Земского, ворчуна, крикуна, пьяницы и похабника. На сей раз они обошлись двумя бутылками портвейна 777, употребив их без закуски, как настоящие бомжи, в городском сквере между военной академией и домом-музеем Льва Толстого. Молодые мамы, прогуливаясь по аллее с колясками или с малышами на руках, опасливо поглядывали на двух прилично одетых молодых людей, пивших портвейн прямо из горла, и многозначительно-осуждающе показывали пальцем на «пропащих дядей». Опорожнив по очереди обе бутылки, Артем и Влад расстались, так и не сказав друг другу важных слов. Первый – потому что пропала охота ворошить недавние переживания, второй – в силу вечной погруженности в размышления о превратностях своей личной жизни.
Покинув сквер, Кранцев вышел на Зубовскую
