уклончиво ответил, что нужно с кем-то поговорить, а получится или нет сделать еще, я пока сказать не могу. При этом я старался не подавать виду, что на самом деле и заикнуться больше не смогу перед своими родителями о каких-то там одолжениях и сделках с совестью. Я твердо знал, что поступок, на который они пошли ради меня, был чуть ли не самым большим за всю их жизнь компромиссом с представлениями о порядочности, и ни о каких «продолжениях сотрудничества» не могло быть и речи, ни при каких обстоятельствах. Тем не менее, после моих путаных объяснений и туманных обещаний, молодая женщина, проводившая со мной собеседование, взглянула на меня с долькой уважения и начала рассказывать о том, что именно мне предстояло делать на новой работе и что я должен был за это получить. Условия выглядели очень соблазнительно – судите сами: бесплатный пролет и недельное проживание в отеле (правда, без питания), пятьдесят долларов – зарплата (за неделю!) и бесплатные 120 килограммов груза. Этот последний пункт я не очень понимал. Чего делать с этими килограммами?
Вообще, воспитанный в академической семье, я с легким пренебрежением и опасением относился к сфере торговли, в частности, к тем знакомым знакомых, которые «таскались» в Польшу с какими-то часами, утюгами, фотоаппаратами, а потом что-то кому-то предлагали, продавали… Я, как учила меня мама, был «выше этого». А уж жуткие рассказы о том, как люди «попадали на деньги» в результате челночного бизнеса и как потом свои долги отрабатывали, сформировали у меня устойчивую антипатию к этой области.
Несмотря ни на что, у меня был секретный план – попробовать при благоприятных обстоятельствах продать свои килограммы. Возможность заработать за неделю кроме самой поездки ЗА ГРАНИЦУ и пятидесяти долларов (суммы, которая равнялась приблизительно половине тогдашней месячной зарплаты моих родителей) еще долларов около ста казалась мне совершенно нереальной и фантастической. А поскольку, помимо всех этих соображений, я твердо знал, что без труда не вытащишь и рыбку из пруда, и бесплатный сыр бывает только в мышеловке, то с некоторой тоской ждал какого-либо ужасного подвоха или безобразия.
Впрочем, в отношении безобразий было еще чувство предвкушения. Я в целом к безобразиям был морально готов и с интересом поглядывал по сторонам, выискивая глазами симпатичных попутчиц, пытаясь понять, кто из них без мужика, и размышляя, с чего бы начать знакомство. Вести себя при этом я старался совершенно порядочным образом, не допуская, как мне казалось, по отношению к вверенным мне женщинам никаких двусмысленных поползновений.
Такие вот сложные чувства комкались тогда в моей душе из кусков и осколков прежних понятий. Они пока были разрозненными и почти не связанными ощущениями, им только предстояло увязаться друг с другом и со всем, что ждало меня впереди. Старые конструкции уже не составляли стройной, логически выверенной формы, а новые только намеревались выстраиваться.
Помимо
