style="font-size:15px;"> Звягинцеву не хотелось ввязываться в дела, которые не касались его по службе. Однако настойчивость Горохова его насторожила. Он не мог не знать, что пограничники, как и все, кто работал в системе Наркомата внутренних дел, обычно ревниво оберегали от посторонних все, что было связано с делами их компетенции.
Он бросил короткий, испытующий взгляд на подполковника. Тот был явно взволнован. Тонкая ниточка его пробора, всегда тщательно расчесанного в любое время дня и ночи, когда Звягинцеву приходилось видеть Горохова, сейчас сбилась куда-то в сторону, исчезла в волосах, спутанных на макушке.
– Хорошо, – коротко сказал Звягинцев и встал. – Я готов.
…Вызванная подполковником «эмка» за пятнадцать минут доставила их в расположение пограничников. Штаб размещался в одноэтажном здании из красного кирпича. Часовой, очевидно, был предупрежден о приезде командиров и, пропуская их, сказал Горохову вполголоса:
– Полковник приказал, чтобы вы сначала к дежурному прошли.
Дежурный, младший лейтенант с красной повязкой на рукаве, вскочил из-за стола:
– Сейчас доложу, товарищ подполковник, одну минуту…
Они присели у дощатого стола, на котором лежала толстая книга в коричневом конторском переплете – для записи дежурств, шахматная доска, несколько потрепанных экземпляров журналов «Пограничник» и «Огонек».
Вскоре дверь открылась, и на пороге появился невысокий, грузный полковник. Горохов и Звягинцев встали.
– Прибыли? – сказал полковник, кивнул Горохову и остановил свой взгляд на Звягинцеве. Тот представился. – Что ж, пойдемте, послушайте, – сказал полковник. – О секретности, думаю, предупреждать не надо, – добавил он, обращаясь главным образом к Звягинцеву. Он еще с минуту постоял на месте и пробормотал, ни к кому не обращаясь, точно про себя: – Голос мне его не нравится…
Затем он махнул рукой, приглашая следовать за собой.
В кабинете полковника на большом старомодном письменном столе стояла канцелярская лампа под зеленым стеклянным абажуром. Свет лампы падал на стол, и поэтому Звягинцев не сразу разглядел сидящего неподалеку человека.
Когда Звягинцев и Горохов вошли, этот человек встал.
– Сиди, сиди, Тойво, – сказал полковник с каким-то особым вниманием, даже лаской. – Товарищ подполковник – наш армейский сосед, а майор – из штаба округа… Присаживайтесь, товарищи, – добавил он, указывая на стоящие у стены стулья.
Теперь Звягинцев мог рассмотреть того, кого полковник называл просто по имени: «Тойво».
Это был человек лет пятидесяти, низкого роста, в крестьянской одежде, с невыразительным, блеклым лицом, на котором белесые брови были почти неразличимы. Казалось, все на этом лице – губы, нос, брови – намечено лишь пунктиром. Такое лицо совершенно не запоминалось. Его трудно было восстановить в воображении.
