Письма с Первой мировой (1914–1917). Фридрих Краузе

      Волочиск, 23-го ноября 1914 г.

      Ну, Шурочка, поздравляю, – радость! Сегодня внезапно получаю бумагу, что я назначен на завтра в комиссию в один из здешних госпиталей, даже не в Подволочиск. Каким это образом устроилось, правда, не знаю. Председатель комиссии один из наших главных врачей, симпатичный человек. Три члена комиссии составляются из врачей трех других госпиталей – одного старшего и двух младших ординаторов.

      Я только что вернулся от завтрашнего председателя, рассказал ему весь анамнез и status praesens[172]. Он сказал, что они могут отпускать в отпуск до полугода, куда угодно, по выбору пациента; могут освобождать не только с органическим, но и с функциональным страданием сердца. Я ему сказал, что в Москве хотел бы показаться Плетневу, вообще поставить правильный диагноз и терапию, не запуская свою болезнь. Я вынес такое впечатление, что комиссия, если только убедится, что я не вру, – а это нетрудно будет доказать при наличности объективных данных, – не будет препятствовать отпуску.

      Я его еще спросил относительно утверждения резолюции. Он говорит, что отпуска всегда утверждаются (кем – я не знаю), что бывают препятствия при утверждении резолюции: «Совершенно негоден к службе». Одним словом, Шурочка, я сейчас почти убежден, что попаду в Москву к концу месяца. Хочу непременно устроить так, чтобы Рождество, а если возможно, и Новый год, попали бы на отпуск. П. П. поехал сегодня в Москву. Его возвращения я дождусь во всяком случае.

      Шурочка, опять одно твое письмо пропало, от 17/XI. Я сегодня получил от 18/XI и 19/XI. <…> Был у меня сегодня Кутька. Оказывается, что он все эти дни находился во Львове, которым очень остался доволен. Я был и у него сегодня (их квартира рядом с квартирой председателя [комиссии]) и слушал там впервые после долгого перерыва серьезную музыку. Лазарь Абрамович Финкелынтейн играл на скрипке. Не очень важно, но все-таки хорошо.

      Ну, прощай, милая моя. До скорого свидания,

      Твой Ежа.