надежды весьма сильно возросли, как ты можешь себе представить. Надо теперь придумать приличный предлог и вообще выяснить подробности.
Так хотелось бы хоть недельку побывать в Москве. Я даже думаю, если удастся, денечка на два махнуть в Ригу. Но это только тогда, если мне дадут пробыть в Москве minimum неделю. Ведь иначе совестно будет не заглянуть к своим.
Прошу тебя, Шурочка, только не ликовать слишком рано, ведь, может быть, это только мираж, – горче будет разочарование! Так что, Шурочка, ты пока смотри на это только как на возможность и не строй слишком радужных и поспешных планов! Сегодня П. П. по делам уехал, и больше не пришлось говорить на эту тему.
Вчера после обеда мы с Левитским и аптекарем поехали на санях в Подволочиск по делам. Чудесная погода: густой бархатный иней покрывает собою всё, ярко светит солнце, ветра никакого, мороз около 15°. Прямо-таки роскошно! Я надел шерстяную фуфайку, шерстяной шлем, полушубок Покровского, было тепло, хорошо. Збруч замерз, по нему катались на коньках офицеры Подволочиска. Там мы зашли в госпиталь, увы, не наш, побеседовали. <…>
Вернулись уже довольно поздно, устали – вот почему я тебе вчера не писал. На сердце отразилось немного: в Подволочиске при ходьбе опять давило грудь, а сегодня с утра был пульс больше 100. <…> Сегодня Р. М. [Левитский] думает меня как следует поисследовать, – посмотрим! В общем, все-таки медленно дело идет на поправку. <…>
Напрасно ты три дня не читала газет. <…> Ну, довольно. Оставайся умницей, не сердись за распеканцию прошлого письма на твоего сердитого
Ежку*.
Всякие сердечные средства давно оставил.
* Далее приписка на полях письма.
29.
Волочиск, 13-го ноября 1914
Сегодня письмо от тебя уже совсем умное. Хвалю за это. На этот раз моя Шурочка быстро справилась от нахлынувшего было шквала. <…>
А сердынько мое – idem, во всяком случае, не лучше. В комнате я человек почти нормальный, но пройдусь – я сегодня пошел в госпиталь – и еле доплетусь домой, теснит грудь, слабость. <…> Сегодня утром П. П. предложил поговорить в эвакуационном пункте относительно отпуска для меня. <…> Во всяком случае, я думаю, что вопрос об отпуске выяснится на этих днях. <…>
Других новостей у нас нет. Левитский продолжает упорно изучать французский язык (увы, я нет!). Покровский постоянно в отлучке, на горизонте с сестрой. Вчера он опять за меня дежурил на станции. Аптекарь продолжает стремиться ко всему спиртному, не всегда бесплодно. Вот и всё.
В госпитале 43 человека. Хирургических нет, все – больные. <…>
Теперь Румыния собирается воевать. Едва ли безучастна в таком случае останется Италия. Приходится желать их выступления, – может быть, хоть тогда война скорее приблизится к развязке. Так хочется верить в возможность скорого окончания!..
Ну, прощай, моя дорогая.
Волочиск, 14-го ноября 1914
«Хоть и сердита, а целую». Сильно сказано! Однако верится как-то больше
