того. Снарядили к нему экспедицию, может, заболел или ещё чего, лежит, встать не может, а то и вовсе в запой ушёл и не вышел, частенько ж такое происходит. Поехали к нему на съёмную квартиру, а там уж другие жильцы. Вспомнили, что говорил, где теперь живёт. Туда. А там дверь не заперта. Вошли. Всё благопристойно, но нет никого. А на столе рядом с клавишами раскрытого, но выключенного ноута записка: «Простите. Не ищите. Уехали в Парагвай». А обувь-то у порога стоит. Его кроссы они сразу как вошли, заприметили, даже подумали, что тут он. Рядом её, видимо, кеды валялись в прихожей-то. Из чего я и делаю вывод, сам понимаешь какой.
– Что ни в какой Парагвай они не уехали, – заключил я. – Но это если понимать буквально. А если иносказательно? С языка гуарани «парагвай» означает «от великой реки», так же «рогатая река» – подразумевается река Парана. А то всё «Иордан» или «Ганг», для кого-то и Волга – великая русская река, хотя и означает с фино-угрского «текущая в низине», «влага», а так же попросту «болото». Посему тут надо ж кумекать, а не по букве вышагивать. Буквализм же убивает дух, идею события.
– Так значит они…
– Дивны дела Твои, Господи! – В квинту, одновременно, не сговариваясь, произнесли мы оба вслух, он ниже, я выше по гамме. – Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! – Никодим достал папиросы и мы закурили в страхе и трепете благоговейном, иного ладана под рукой не было, а покадить было надо. Всякая трава Божия и всякое её воскурение благоуханно и благоприятно Ему – чувствовали мы в эту минуту оба, как и то, что Глава Вселенной был в этот момент посреди нас, в нас, везде и всюду и только мы сами сидели на лавочке у Вечного Огня памяти ушедшим из мира этого в мир иной, нами пока неведомый, разве что смутно, но вожделенный.
– «И пусть нас сведёт отчаяние и любовь», – пропели мы хором[73], не сговариваясь, конечно.
Часть вторая. Пирушка на двоих
1
Так просидели мы с Ником Димой[74] далеко заполночь, потихонечку потягивая боярышник, по глоточку, попыхивая папирусами с антидепрессантом профилактики ради. Благо – осенняя погодка в эту ночь была летней, только лучше, ни мух, ни комаров. Даже тучи рассеялись и был виден Млечный Путь, несмотря на то, что в городе вообще отвратительно видны звёзды, не то, что на селе или в поле. Посмеиваясь и произнося тосты, вели мы с ним душеспасительные духоносные беседы, следующего содержания[75]:
– Почему Паганель[76] себя облил бензином и поджёг?
– Замёрз?
– В июле-то месяце? – Прям два еврея дискутируют, вопросом на вопрос оба рубят.
– Что такое Лето?
– Это осень?
– Или решил выжечь руду плоти? Судя по его последним задвигам, которыми он всех доставал: покайтесь, исповедуйтесь, в храм идите и так далее, скорее всего так и было?
– Так он улетел на огненной колеснице?
– По
Сингл 2017 года Вадима Демидова и группы «Хроноп» – «Хочешь со мной».
Как я шутливо стал его называть
Даже не буду указывать, кто что говорил, ибо мы настолько сроднились, не только благодаря боярышнику и папирусам, что было не важно кто Альтер, а кто Эго, словно мы были единым целым, рассуждающим с Самим Собой, прям по-Лосеву – Самое Само в Себе.
Илья Похлёбкин, гр. «Нечистая Сила», город Горький (Н. Новгород) начала 90–х. В 2010 году в деревне облил себя бензином и поджёг, улетел, так сказать, как Илия на огненной колеснице. Хотя и умер уже в больнице от ожогов несовместимых с жизнью.
