богохульство! – вскрикнул было грек в порыве наигранной набожности, по-видимому, полагая, что и Медат почитает богов с таким же усердием, и стараясь произвести на него благоприятное впечатление.
Но Медат разразился диким хохотом, отчего начальник стражи и грек пришли в оцепенение – в этом смехе было что-то безумное, неестественное, – после чего, переводя дух, он добавил:
– Сроду не слышал ничего подобного. А умный оказался малый, сам я, бывало, недоумевал, к чему разить врага навьюченным ослом. Ведь он мог бы вместо этого сослужить неплохую службу своему хозяину. Что ж, пусть Совет решает его судьбу.
Начальник стражи кивнул ему и, что-то вырезая кинжалом по дереву, удалился вглубь башни.
– А теперь, когда вы кончили исполнение своих обязанностей, позвольте пригласить вас к столу своему, – взмолился грек.
Общество Диокла немного позабавило Медата и отвлекло его от тяжелых мыслей и терзаний. Обычно он проводил вечера и ночи у Семиды. Но сегодня, со слов гонца, та должна была совершать долгое молебствие в храме Тешуба, и, раз встрече с ней не бывать, не будет лишним поближе узнать этого грека, не говоря уже о том, что он особа весьма интересная, подумал про себя Медат.
– Веди.
И они пошли по направлению к большому имению грека, которое, как знал уже заранее Медат, было неподалеку от скромной лачуги его возлюбленной.
«Ничего, скоро я женюсь на ней и введу ее в свой дом, и ей больше не придется томиться здесь среди рабов и нищих. О, как бы было приятно увидеть ее после ночного бдения», – подумал он и невольно улыбнулся.
Первым нарушил молчание грек.
– Я бывал во многих городах, – сказал он – долгое время жил в Афинах, даже торговал в ныне погребенной Трое, но, признаться, более величественных сооружений, чем здесь, я не встречал на своем пути нигде, да и размеры самого города впечатляют, и так как вы предпочитаете идти пешим, мне, не закаленному в боях и изрядно неуклюжему купцу, придется проделать с вами этот долгий путь.
– Поверь мне, Диокл, – усмехнулся Медат, – никто еще не испустил дух от того, что перед сном как следует разминал свои ноги. Так что будь покоен, тебе это только на пользу. Делай это каждый день, и кто знает, вдруг и походка перестанет быть такой неуклюжей.
– Простите за дерзость, мой дорогой друг, но меня мучает один вопрос, задав который я боюсь задеть вас как воина, не знающего страха и благоговеющего перед своим отечеством, – переменил тему разговора грек.
– Ну, смелее же, Диокл. Видят боги, задеть меня не так уж легко, но не слишком изощряйся в своих словах, а говори коротко и по делу, раз вопрос у тебя личный, – уверенно молвил Медат, но вместе с тем невольно смутился, вообразив, что этот грек осмелится интересоваться его любовной тягой к Семиде, и в глубине души при одной этой мысли испытал совершенно неясный стыд и смущение.
– В таком случае позвольте спросить вас: почему же вы как искуснейший
