будущей матерью они познакомились в солнечной Калифорнии, когда мой отец приехал туда по направлению из лондонского филиала крупной американской компании, в которой работал каким-то инженером-техником. В Америке он должен был провести всего пару-тройку лет, но еще в первые месяцы работы на новом месте познакомился с юной стажеркой, которая пришла в компанию сразу же после окончания Калифорнийского университета.
Экзотическая внешность очаровательной девушки с оливковой кожей и светящимися глазами цвета морской волны покорили моего отца так быстро, что уже через год после знакомства они поклялись любить друг друга до скончания веков.
– Луи, что бы ни случилось, все будет хорошо, ты же это знаешь? – Мама всегда учила меня быть оптимистом, несмотря ни на что, и всегда подбадривала меня, даже того, когда я сам ее об этом не просил. – Самолет прилетит уже через полчаса, и мы обо всем поговорим. Мы с папой тоже тебя очень любим. – Она старалась вложить в свои слова столько уверенности, сколько могла, но ярко выраженный акцент с потрохами выдавал волнение, которое за минуты нашего разговора наверняка тоннами скопилось в ее горле.
Обычно она говорила на практически чистом английском, но в такие моменты мексиканский акцент все же проступал. Эту особенность я заметил еще в детстве, когда она, заметив печаль в моих глазах, пыталась выяснить, что случилось со мной в школе.
Пару секунд и она, и я молчали. Я слушал ее размеренное дыхание, а она, думаю, ждала моих возражений.
– Мэм, пожалуйста. – В трубку ворвался знакомый голос все той же стюардессы, а по характерному гулу двигателей и голосам в салоне я понял, что самолет уже собирается подняться в воздух.
– Дорогой, я отключаюсь. Целую тебя. До встречи. – С этими словами шум в динамике исчез, а я, все еще удерживая трубку у уха, вглядывался в зеркало заднего вида и пытался навсегда запечатлеть в памяти голос, который больше и не надеюсь услышать.
И вдруг до моего сознания наконец добралась одна-единственная мысль, которая оглушила меня словно многофунтовый молот.
Самолет. Через полтора часа.
Разблокировав потухший экран, я вновь набрал номер матери и, стараясь побороть подступивший к горлу комок, вновь поднес телефон к уху, но на этот раз услышал лишь сообщение о том, что абонент недоступен.
– Проклятье! – громко выругавшись, я сжал телефон в руке и со всей силы ударил им по рулю. – Проклятье! Проклятье! Проклятье!
Отчаяние заполнило меня, а сердце грозило вот-вот разорваться. Мне хотелось кричать, кричать так, чтобы крик заполнил каждый миллиметр этого гребаного мира. Сложно держать себя в руках и сохранять силы, когда судьба, – выждав, когда твои раны затянутся и рискуя разорвать их в клочья вновь, – смело протягивает тебе руку, а в самый последний момент, когда ты наконец решаешься ей довериться, опускаешь стены и делаешь шаг навстречу, с усмешкой
