менее качественным товарам открывала должность и только должность. Лучше всего – партийная.
С очередной (шестой по счету) заповедью я познакомился буквально на следующий день после перехода в ЦК. Заместитель заведующего отделом созвал совещание и попросил подчиненных высказать суждения по актуальному вопросу международной политики. Коллеги один за другим брали слово, но, к моему удивлению, говорили примерно одно и то же. Причем их аргументы звучали не очень убедительно. Когда пришла очередь выступать мне, я изложил специфическую точку зрения. Начальник не стал подводить итоги совещания и распустил всех, кроме меня.
– Тебя я задержал, – сказал он, когда другие вышли, – чтобы разъяснить: исполнителю не следует умничать. Надо проводить в жизнь линию. А разрабатываем ее мы, члены ЦК.
Оказалось, что участники совещания в соответствии с устоявшейся традицией говорили только то, что хотел услышать шеф. Я же по неопытности выступил с отличных от заранее намеченных им позиций, чем и навлек на себя высочайший гнев. Впоследствии мне не раз напоминали, что рядовой сотрудник должен вести досье, копить информацию, а вот анализировать ее, делать выводы и высказывать суждения могло только начальство.
Непреложным принципом поведения партийного функционера была недоверчивость. В каждом человеке, встречавшемся на жизненном пути, он подозревал предателя, жулика, вора, проходимца. Вызывается в ЦК ученый по профессиональному вопросу. Перед визитом разворачивается доскональное изучение «объекта». Звонят на работу – директору НИИ, секретарю парткома, беседуют с коллегами, ну а главное, запрашивается мнение органов. Вот откуда проистекала беззаветная любовь партийцев к чекистам. Те защищали партию от народа, не щадя сил душили оппозицию, снабжали КПСС информацией о собственной стране и ее жителях.
Как-то меня направили в инспекционную поездку с опытным аппаратным «волком». Схема общения с «низами» была у него отточена до совершенства. Сначала происходила встреча с «первым» (распространенная «партийная кличка» первого секретаря обкома), который давал характеристику местному активу. Один ленив, второй трусоват, третий жуликоват, у четвертого идеологическая каша в черепке. Через час вельможа из центра беседовал со «вторым» и наводил у него справки о «первом». Далее следовал душеспасительный тет-а-тет с «третьим», который клепал на «первого» и «второго».
Опрашивались остальные ответственные работники обкома. Каждый докладывал о каждом. Следующими исповедовались шоферы, официантки, курьеры. Кому-то мой коллега задавал вопросы прямо в лоб, с другими проводил зондаж невзначай, в ходе дружеского обмена репликами.
– А что, Василий, – обращался он к подвозившему нас водителю «первого», – запарился небось на такой службе, жинка шефа, поди, на рынок тебя гоняет за покупками?
– Бывает, – нехотя признается Василий, – а то и дочь с мужем приходится за город вывозить. Так ведь жизнь есть жизнь.
