style="font-size:15px;"> В «Истории о докторе Иоганне Фаусте» (1587), где обсуждаются границы между наукой и суеверием, между белой и черной магией, автор и «ученую» хиромантию объявляет «фантазией»[248]. Цыганское гадание он безусловно считает богомерзким деянием:
Скорее это пустое дурачество / даже обман людей / что цыгане или беглые якобы татары смотрят людям на руки / и предсказывают им по линиям их ладоней. Коих безбожных сельских воров тогда попросту христианские начальники не должны терпеть и от них страдать / а заставить их / хлеб свой / как другие / добывать, не забывая бога и честь / или же / поскольку они так сверх меры безбожны и действуют как воры / наказывают их телесно[249].
С помощью стандартной формулы, которую потом изберет и Гриммельсхаузен, он взывает к церковным и светским властям, требуя положить этим деяниям насильственный конец.
Между тем люди всех сословий отнюдь не пренебрегают такой формой помощи в жизненных обстоятельствах, прежде всего в любовных и семейных делах. Иначе магические практики не были бы такой популярной темой в сборниках брачных советов от начала Нового времени и вплоть до начала XVIII в. В «Зеркале брака» (1598) Томаса Биркса, пропагандирующем новый протестантский идеал семьи, гадание в одной из сцен на улице показано и комично, и одновременно серьезно. «По требованию»[250] предсказывают будущее две цыганки с экзотическими именами Бирза и Хелам – сначала трем молодым женщинам, которые ничего не хотят за это платить. Цыганка обещает не вцепляться им в волосы, что она, к удивлению участников сцены, и выполняет:
Ты выродок, я вижу, злой /
Полна коварства предо мной /
Не думаю / что подобные тебе
Еще найдутся на этой земле[251].
Молодая женщина в ответ осыпает цыганку ругательствами, считая ее, как это было принято около 1600 г., «африканкой»: «Ты черный негр про меня все врешь / И ради денег обман вершишь»[252]. Второй женщине досталось не меньше. Она тоже реагирует бранью, используя ходовые стереотипы:
Черт попутал нас сегодня
Грязных ведьм он нам прислал /
Сей день урок мне преподал /
Цыганку больше не хочу
Я спрашивать / не заплачу
Я ни гроша / пусть пропадом они все пропадут
И в Некаре пусть без числа на дно пойдут[253].
Согласно комментарию шута, цыганки провозглашают неприкрытую правду и таким образом берут на себя задачу, которую обычно выполняет он сам. Молодые женщины не понимают двойного смысла, который кроется в слове «правда»: предсказание и разоблачение лжи. Так что третья женщина продолжает настаивать на том, чтобы ей сказали, какой у нее будет муж. Предсказание будущего опять оказывается не очень радужным, поэтому она тоже обзывает гадалку «черным чертом»[254]:
По-честному, молиться ты не любишь /
Ленива
[Anonym 1587: 230].
[Ibid.].
[Birck 1598: 104].
[Ibid.].
[Ibid.].
[Ibid.: 106].
[Ibid.: 108].
