однодневные. Один раз в неделю – ночные вычитывания неусыпаемой псалтири в церкви. Николай жене не указывает. Пусть тешится. Для него главное – это ведь понятно, что главное, это любовь. Утром глаза в глаза, щека к щеке, и побежали по своим делам. А ночью – это уже не каждый сам по себе, это уже одно целое, он и Надя, это то, что сильнее, чем любовь. Это не просто, когда в постели сладко. Это ещё сильнее, чем сладко. Это просто замечательно, так хорошо ему с ней там, в этой самой постели. Да и вообще, слов таких нет, чтобы сказать, как это хорошо.
Но однажды Надя сказала так: «Зачем это нам, если детей больше не хотим? В постель надо идти не за наслаждением, а чтобы детей делать. А их мы уже не делаем. Значит, и остальное не нужно». Николай решил, шутит Надя. Как это, «остальное не нужно»?! Как это, без постели-то? Это никак нам нельзя, это не семья уже будет, а маета. Но Надя упёрлась, как она это умеет, нет – и всё тут. Никакой постели. Да ещё книжки святые предлагает читать. Там, говорит, об этом пишут. Ты что, совсем не того, пытался достучаться до мозгов её Николай. А бесполезно. Разве можно до мозгов Нади достучаться, это никак невозможно.
Но, послушай, дорогая моя, разве можно без бабы – мужику, а бабе – без мужика, спрашивает её. Она говорит, – будем как брат и сестра.
Тут Николай ушёл из дома. Не приходил домой день, второй, третий…. Ночевал у товарища. У фотокора газеты Евгения Анатольевича Аккуратова. У того жена Лиза румяная, толстая, улыбается, двое внуков под ногами. Товарищ своей женой доволен. С постельным вопросом у них порядок. Ворочался Николай на чужом диване, закрывался подушкой, но всё равно слышал наводящие на него тоску вздохи и стоны за стеной. Товарищ с женой любили друг друга, как назло, каждую ночь. Эх… Надо в семью возвращаться. Пришёл домой. Надя на молитве в своём красном углу стоит. Мужу кивнула. Иди, говорит, поешь, перловая каша, щи из кислой капусты. И всё.
Так и шла жизнь для Николая. Хочет жену обнять, а она отодвигается. Хочет… Перехочет…
А потом началось у Нади это самое, помутнение антихристовое. Нельзя, говорит, новые документы принимать. Там – имя Зверя: три шестёрки! Конец света на носу. Сначала – документы, а потом чипы под кожу. А если чипы, то это – всё: зомби! Будут управлять тобою как подопытной свиньёй. На Причастие пойдёшь в церковь, а за тобой-то следят через чип, ну и перед Чашей в тебе чип оживёт – рвоту вызовет. Всё, значит, никаких документов.
Отпала Надя от общества. Скоро на деревьях будет себе гнёзда вить, думает Николай.
Эх, и какие же мозги куриные надо иметь, чтобы в обычных документах антихриста углядеть…
Вот тебе и конец, решил Николай. Пусть не семейной идиллии, то хотя бы финансовой. Для неё. Не для него. Пусть почувствует».
2 глава. «Тени стучали своими костями, с ними пели весело смерти»
Большие тени стоят повсюду. Это не люди, и это не звери. Тени живые и не живые, они большие, они очень большие. Они надвигаются на нашу память, они съедают нас понемногу. Сколько их, сколько их, никто не знает. Тени машут
