обжигал рот. «Выбрит плохо», – подумал я, разглядывая Леву: подбородок у него был ровно-синеватый, а на щеках, поближе к ушам, виднелись неряшливые островки черной щетины.
Следующая мысль была двойной, как бутерброд. Сверху думалось про то, что у Левы старая электрическая бритва, и надо бы подарить ему хорошую, а снизу – про то, что «все обыкновенно не потому, что таким кажется, а потому, что так и есть, несмотря на путешествие, на поезд, на Леву…». Нижняя часть мысли оказалась длинней. Вслед за ней я подумал – «старость» – и тут же ругнул себя за ненужное позерство. «Зрелость?» – спросил себя я и опять остался недоволен: я почему-то представил трескающийся от красноты помидор, что было неверно хотя бы из-за зеленого свитера, высокий тесный ворот которого сейчас грел мне шею.
– Черт, шарф забыл, – вслух вспомнил я.
– Замерзнешь, – сказал Лева, не отрываясь от книжицы.
Он без выражения соединил причину и следствие: забыл, а значит замерзнешь. Прежде я бы подумал, что любовнику на меня наплевать, что я ему не нужен. Я стал бы готовиться к непозорному отступлению, я бы замкнулся, завел себя до визга в голове, нервное поле, образовавшееся вокруг меня, взвинтило бы и его, и мы бы поругались: без нужды, без повода, совершенно напрасно.
– Не замерзну. А если замерзну, то ты согреешь, – сказал я, уверенный, что так и будет, – В конце-концов, у нас романтическое путешествие или нет?
Я иронически улыбнулся, но мои усилия пропали даром.
– Лады, – не глядя на меня, ответил Лева, – Романтическое.
Колеса под нашими ногами лязгнули, сбиваясь с ритма, и поезд стал сбавлять ход, готовясь к остановке.
Нас потрясывало.
Потрясывало, но не потрясало. Все было обыкновенно. Я грыз яблоко, Лева листал путеводитель. Я не задыхался от счастья, как мог бы. Я думал, что мне очень повезло с романтическими путешествиями. «Хорошо, что прежде у меня их не было», – думал я.
Хорошо, что сейчас все так. Обыкновенно.
20 января. ППС
– Ты меня слышишь? – пробубнил ППС.
– Слышу, – ответил я не без усилия.
– Как живешь? – последовал вопрос.
Обычный вопрос, если бы не глубокая ночь и прерванный сон.
– Что ты от меня хочешь? – зашептал я, жалея, что не могу взорваться
Сегодня Лева был у меня, и я не хотел его будить дурацкой перепалкой, из которой он мог сделать неправильные выводы.
– Хрюша белорозовая, – пьяно протянул ППС и забормотал уже заведомо известное.
Я знал репертуар ППС лучше, чем «Отче наш», потому что неверующий, о чем, честное слово, не раз жалел. Если бы у меня был Бог, то я мог бы наверняка предсказать, куда после своей кончины отправится ППС, в стотысячный раз рассказывающий, как он меня, сколько и в какой позе.
ППС звонит мне с незапамятных времен. Обычно
