поверят запросто.
– Скажешь тоже.
– Сказать по правде, я не понимаю, к чему портить себе жизнь ценой жизни человека, который испытывает к тебе чувства.
– А трахается с другими.
– Я даже имени его не знаю.
Я замолчал, заново прокручивая сцену торопливого секса, случившуюся в кино под стрельбу и полицейские сирены. Мой случайный сосед, как и я, оказавшийся на заднем ряду, положил мне руку на ногу, а я ее не стряхнул.
– Стыдно, – сказал Лева.
– Но мы не целовались, – уточнил я, – Один раз только. Самую малость. А потом я расслабился и получал удовольствие. Вернее, пытался получать, но мне все время что-то мешало и хотелось смеяться.
– Извращенец, – обозвал Лева не то меня, не то того человека с холодными пальцами и мягким, будто беззубым ртом.
– Кто бы говорил. Я же не спрашиваю, как у тебя было с прежними любовниками. Кстати, сколько их было?
– Я не считал.
– Зря. Надо было завести альбомчик с фотографиями и подробным изложением: где, как и сколько.
– Зачем?
– Чтобы мы читали и веселились.
– Зачем ты мне изменяешь?
– Разве я не имею права на глупость? Каждый имеет право на глупость. Глупости для того и существуют, чтобы их совершать. Ты тоже мог пойти на это дурацкое кино, а ты не пошел, потому что у тебя были дела.
– Выходит, я виноват, – голос Левы дрогнул.
– Никто не виноват. Нет тут никакой вины. Ты прямо как прокурор в этой шапке квадратной и в черном халате…, – я наспех бросал слова, стараясь спрятать под ними неприятные воспоминания, возникавшие без спросу: прикосновения, еще более чувствительные от кромешной тьмы, силуэт головы, то и дело возникающий передо мной на фоне экрана, неотвязную мысль, что у меня нет ни платка, ни салфетки, и получится совсем некрасиво, – …можно подумать, что мне хорошо было, как в раю. А там не было ничего хорошего, – к горлу полез кислый, гадливый ком, – Не было измены. Глупости. Измена начинается там же, где и ложь, а я сам пришел к тебе и все рассказал.
– Скотина. Я же люблю тебя.
Его руки переместились мне на голову. Я умолк. Голова, оказавшись между руками Левы и его же коленями, опустела. Только в затылке остался мышиный писк.
Я смотрел Леве в ширинку и со стороны могло показаться, что мы занимаемся чем-то неприличным.
На самом деле неприличным занимался один я.
Я заговаривал Леве зубы, а себе пудрил мозги, желая поскорей избавиться от тяжкого, душного чувства, которое, как я убеждал себя, было рядом, а не во мне. Я пытался не казниться за то, что уже не изменишь.
Не получалось.
14 декабря. Бес правил
– Он так и сказал: «Я тебя люблю». Прямо так. У меня аж сердце в пятки ушло.
– Какая прелесть.
Радости
