будут. Нажми сбоку.
Женя выполнила все указания и с неохотой вернула ребенка медсестре. Оттаявшее на миг сердце снова затянулось ледком.
– Спи, – сказала медсестра, – отдыхай. И пей. Молока больше будет.
Дни в роддоме летели один за другим, сложились в неделю, другую. Роженицы сменяли друг друга, а Женя оставалась в палате. Выяснилось, что старую медсестру зовут Анна Петровна, а улыбчивую – Лена. Женя недоумевала, что ее так долго держат в роддоме, и в то же время благодарила судьбу. Лето выдалось жаркое. Влажный душный воздух приносил с улицы запах жареных чебуреков и нагретого асфальта. Пот струился по спине и впитывался в халат, придавая ему кислый, несвежий запах. Душ работал не всегда, но зато в коридоре стояли два холодильника. И пеленки для Ромы стирать тоже не приходилось. Женя ломала голову, как она сможет обойтись без холодильника в общежитии?
Наступил день выписки.
Петровна подогнула углом пеленку со штампом роддома, поправила на головке легкий чепчик и протянула Жене аккуратно упакованного Рому. Хмурое лицо озарилось неожиданной улыбкой, словно зажегся свет в темном доме.
– С богом, – сказала медсестра и притворно нахмурилась: – Пупок надо будет смазать сразу после первого купания.
– Ты говорила. – Женя положила Рому на кровать и обняла старую медсестру за плечи: – Спасибо тебе, Анна Петровна. За все.
– Карточку не забудь снизу взять, – пробурчала та, – а то набегаешься потом.
Благоухающая духами незнакомая медсестра просунула в дверь голову и музыкально промурлыкала:
– Нечаева.
Женя поднялась с кровати и одернула несвежий халат. Медсестра, стуча каблучками, подошла к кровати и взяла Рому на руки.
– Какой тяжеленький, – пропела она.
– Три восемьсот пятьдесят, – с гордостью уточнила Петровна.
Выписывающая медсестра растянула губы в вежливой улыбке и прогарцевала на выход.
Женя поспешно обняла Петровну еще раз и последовала за ней.
Они прошли по длинным коридорам, спустились на два этажа и прошли в небольшую комнату. Медсестра положила Рому на пеленальный стол, взяла у Жени номерок на одежду и вышла. Слезы навернулись Жене на глаза. Сейчас с сына снимут роддомовские вещи, и он останется голышом. Вернее, в распашонке и тонком чепчике – подарках Петровны. В сумке была еще пара распашонок и один чепчик, но ни одних ползунков. Жене не пришло в голову, что надо будет как-то добираться до дома. Пять толстых фланелевых пеленок и четыре тонкие – все, что она смогла подготовить заранее, – лежали отглаженные в запертой комнате в общежитии.
Дверь открылась, и в нее боком, зажав под мышкой новенькое одеяло, протиснулась Анна Петровна.
– Успела, слава тебе господи, совсем запамятовала. Держи одеяло для пацана. Хлопочек. Таких днем с огнем сейчас не найти.
Женя растерянно приняла драгоценный сверток.
Петровна отмахнулась
