или просто-напросто забудет. Раздражение росло, захлестывало от малейших пустяков и становилось невыносимым, так что после работы не хотелось возвращаться домой. Тогда она допоздна колесила по городу, притормаживая возле торговых центров и кафешек.
Однажды целый час простояла напротив знакомой арки. С волнением вглядывалась в лица всех, кто оказывался в ее поле зрения. На нелепой трамвайной будке, прилипшей к плоской, непарадной стене старого дома с отвалившейся штукатуркой, было написано: «Осторожно, листопад!». Кленовые листья, перешептываясь, засыпали капот и норовили зацепиться за щетки. Прохожие, прибавив шаг, раскрыли зонтики, прячась от мелкой нудной мороси. Огненно-рыжие, с резными краями, лопухи распластались на мокром лобовом стекле. А Лена все сидела и смотрела. Ей хотелось раствориться, стать дождем и стучать в знакомое окно или превратиться в кленовый лист, брошенный порывом ветра под заветную арку, чтоб остаться там навечно.
После этого испытывать судьбу и портить жизнь поклонникам, даже самым терпеливым, наперед зареклась. Если счастье – это когда никто не отравляет твое существование, то исходя из обратного получается: «Не следует мешать другим жить своей жизнью». Потому пусть они все будут счастливы, но без нее.
Пассажира не было. Не хотелось думать, что ее безжалостно «кинули» накануне женского праздника. Не хотелось в это верить, и Лена решила ждать до последнего. Вот и автобус уехал, поглотив гостей, жениха с невестой, охапки цветов, унося за собой шлейф выхлопных газов и восточных переливов. Разом все стихло, площадка перед рестораном опустела, и только синяя неоновая вывеска все дрожала, подмигивала, но не гасла, а Лена нервничала, поглядывая на мерзнущую хризантему и не решаясь уехать. Получить вместо денег жалкий цветок? Такое с ней впервые.
Однако пора! Включила зажигание, и только хотела тронуться, как входная дверь ресторана распахнулась и на крыльце появился Черный Барон с двумя спутниками. Даже радости от их вида не испытала. Наверное, стоило уехать, не дождавшись нечестивца, наказать его за обман и высокомерно-небрежное отношение к женщине. Впрочем, уехать еще не поздно. Оставить бы самодовольного борова-Барона в недоумении, вильнув хвостом Лошадушки перед его носом! Нет, поздно!
Барон уселся рядом, его молчаливые спутники – сзади.
– Заждалась, красавица?
Вид у него был благодушный и голос такой, словно он обращался к своей личной рабыне. Еще бы, эта хрупкая на вид, интеллигентная дама прождала его целых двадцать минут!
– Да уж… Если честно, подумала, что меня обманули, хотела уехать.
– Ай, яй, яй! Какая же ты недоверчивая, красавица! Нехорошо, нехорошо!
Пассажир достал бумажник, и Лена, замерев, краем глаза наблюдала за его руками. Сколько ей отсчитают за столь долгое ожидание и поездку? Пятьсот? Семьсот? Неужели тысячу? На торпеду рядом с веткой хризантемы легли сотка
