Маршал и инфантильный Андрей Попинко. А их товарищи по группе первого курса один-один Кашина и Штейнберг смотрели с неприязнью. Савченко с надеждой в голосе обратился к Стальнову:
– Стан, я не нарочно. Вырвалось, – но обычно лояльный ко многим и многому старшекурсник на этот раз не поддержал его.
– Вырваться, Хохол, может газ из одного места, – отрезал он. – Мужчина должен всегда отвечать за свои слова. Так что бойкот тебе на три дня. И не ной тут, как баба.
Одобрительный ропот прошёл по рядам студентов. Только Миша Соснихин и Стас Добров беспомощно пожали плечами, сожалея, что не могут противиться общему решению. Понимая, что теперь три дня с ним никто не заговорит, Гена тяжело выдохнул.
– Так тебе и надо, Ген-гематоген. Шпана недобитая, – обозвала парня Цыганок. Несмотря на их взаимную симпатию с волейболистом, Света была согласна с решением старших ребят. Ухватив Гену за рукав, она потащила его в сторону столовой: – Пошли! Теперь я с тебя в поле три шкуры спущу. И не говори, что не слышал!
– Да слышал я, слышал, – ответил Савченко и послушно пошёл за Светой; дежурные преподаватели Михеева и Бражник скомандовали идти на завтрак.
Уже через минуту из барака выбежал Бережной и, никому ничего не объясняя, понёсся в сторону бани, обгоняя колонну студентов и преподавателей первой смены.
– Потрусил запрягать Мирона, – вздохнула Ира Масевич и потёрла щёки; от волнения холод ощущался сильнее. Институтский завхоз Мирон привёз опоздавших студентов и самого Бережного ещё в среду и, загуляв в колхозе с местным кочегаром и своим начальником Блиновым, ректором по хозчасти, до сих пор в Малаховку не уехал.
– Думаешь? – переспросил гимнастку-«художницу» её одногруппник Армен Малкумов и нахмурил лоб. Похоже, их куратор действительно бежал к оранжевому уазику, что стоял на парковке возле бани.
– И думать нечего. Плохи дела, – теперь Ира-гимнастка нервно тёрла руки. Поняв её слова по-своему, Армен протянул ей большие варежки:
– Давай наденем сверху твоих, – он указал на тонкие шелковые перчатки гимнастки. – В таких замуж хорошо выходить, а не картошку собирать.
– Замуж хорошо и без перчаток, – улыбнулась Масевич, уступчиво протягивая руки.
Подобная идиллия на фоне всеобщего тягостного молчания казалась сценой не из этого спектакля.
– Прямо «Юнона и Авось», – завистливо скривилась Ира Кашина, легкоатлетка и прыгунья в высоту. По лицам ребят москвичка поняла, что никто из них, приезжих, не знает про новый спектакль столичного «Ленкома». Кашиной посчастливилось попасть на предпремьерный прогон спектакля, тут же ставшего культовым, чем девушка, конечно же, очень кичилась.
– И прямо, и криво, – подтолкнул её Стальнов, указывая на тропинку. – Под ноги смотри, а то бухнешься.
Высотница фыркнула и, мотнув косой, выбившейся из-под шапки, пошла впереди Володи, виляя бёдрами,
