улыбаясь Цыганок, Саша весело поиграл мышцами. Саченко, наблюдавший за этой сценой, сделал напарнице знак вернуться обратно к грядке. Но спринтерша продолжала выставлять перед Поповичем свои и без того пухлые губы.
Осудив взглядом такое кокетство, Шумкин поспешил сбросить мешок в телегу и отойти. Напоминание о Лизе всё же оказалось аргументом, чтобы перестать жалеть себя. «Как она, такая маленькая, в этом растреклятом колхозе вообще не окочурится?» – Миша растирал своё широкое, сытое тело и мечтал о тепле.
Позже, уже сидя на обеде, он понял, почему у него нет настроения: никто не знал, что с Николиной. Медсестра отделалась за завтраком коротким «Ничего страшного, понаблюдаем».
«Понаблюдаем за чем? Потеряет Николина сознание ещё раз или нет? Или ждут, кто ещё сляжет? Поэтому и изолировали эту красавицу и никого к ней не пускают. И чего это преподы шушукаются? Может, уже кто-то что-то знает да боится проговориться? Подозрительно это всё. – Усаживаясь за стол, Шумкин впервые не обрадовался куриной лапше. И даже кусок курицы, заботливо положенный в тарелку Любой, не прибавил ему аппетита. – И эта тоже подлизывается. Не иначе как уже что-то пронюхала», – злился Шумкин на повариху. А уж когда Матвей сказал, что приехавшие ректор и его жена отказались от обеда и остались в бараке с Николиной, Мише не помогли даже свиная котлета и картофельное пюре на сливках.
– Точно эпидемия, – поделился молодой многоборец своими мыслями со Стасом, словно выпрашивая прощения за недавнюю грубость.
– Да иди ты! – отмахнулся Добров. Пессимист по натуре, он ещё больше, чем Шумкин, испугался, что с Николиной что-то не то, и что это самое «не то» может быть опасным для всех них.
Адронов, сидящий напротив, покрутил пальцем у виска, дразня обоих ребят сразу:
– Совсем, что ли, сдурели? Какая эпидемия? У Лены какие-то женские проблемы.
– Откуда ты, Игнат, это знаешь? – оживилась Кашина, впившись взглядом в коллегу прыгуна в высоту. К лапше Ира едва притронулась, котлету обнюхала с отвращением, в пюре воткнула вилку и есть не торопилась: модница-москвичка разглядывала свои отросшие и неухоженные ногти и гладила руки, успевшие покрыться цыпками. Игнат проговорил тихо, чтобы его услышали только те, кто сидит рядом:
– От верблюда. У неё живот болел ещё перед отъездом в колхоз.
– Точно, – согласился Галицкий. – Было такое.
– Только вот откуда ты про это знаешь? – Стальнов посмотрел на Игната с подозрением.
– Мы в общаге ужинали вместе. А утром у Лены случился приступ, и она тогда ещё чуть в обморок не упала. Я её едва успел подхватить. Мишка подтвердит.
Дождавшись, пока Шумкин, сморщив лоб, всё же кивнёт, Стальнов отцепился от Игната и вопрошающе указал Кашиной на её нетронутую тарелку.
– Бери конечно, Вовочка. Я эти отруби есть не буду, – фыркнула москвичка.
– Почему
