тратить время на пустые разговоры, Орлов быстро отпустил старика и приказал вести его к больной. От трапезы ректор отказался – не до еды было. А вот истопник, наоборот, пожаловался на жуткий голод и, как только процессия тронулась в сторону бараков, поторопился обратно в столовую. После обеда старику снова нужно было ехать в Астапово, теперь уже с картошкой.
– Шумят… Недовольные, – проворчал он, усаживаясь за стол.
– Что, потрепали тебя, дед, по холке? – пошутил штангист Попович. На правах бригадира третьекурсник сошёлся с кочегаром ближе других.
– Не родился тот, кому меня удалось по жизни вытрепать, Шаша, – отшутился старик, откусывая от паровой котлеты и при этом так мощно напрягая шею, словно еда была ему не по зубам. – Жаль токо, что обед застыл. Лапша осесть не успела, а меня уже к начальству на вытяжку. Справедливо это? – жуя, Матвей смотрел теперь на Шумкина, сидящего за противоположным столом.
Добров, заметив, как сморщился товарищ, засмеялся:
– Ну, про такое Миха лучше всех понимает. Он, не доев, ни за что не пошёл бы на отчёт даже перед самим Брежневым. Да, Мишаня? – Стас легонько щёлкнул по тарелке Шумкина.
– Да пошёл ты, – снова ответил десятиборец, ревниво убирая тарелку подальше. Отвечать что-то приличное, на голодный желудок и с ногтями, под которыми прочно засела грязь, Шумкин не мог. Час назад он согласился со словами Стаса Доброва о том, что колхоз – это унизительное рабство. Труд молодёжи, как класса, неспособного ответить протестом на подобное насилие, использовался руководством страны беспощадно и беспринципно.
– Ну на хрена, на хрена сажать столько всего, что самим не собрать? – то и дело повторял Шумкин вопрос, уже заданный когда-то куратором их элитной группы Бережным. – Или нет в стране тунеядцев, которых необходимо заставлять работать? Или заключённых? – В паре с другом и тоже десятиборцем Галицким они носили мешки от грядок до центральной аллеи. Второй парой на погрузке были в это утро Стальнов и Кирьянов. Юра слушал стоны Шумкина молча и не без удивления. Безусловно, были в стране заключённые. Но как можно оставить их в чистом поле? Разбегутся, никакого караула не хватит. А тунеядцев сюда загонять и вовсе глупо: работать не будут, факт, а кормить-то их нужно. Этого, похоже, Шумкин не понимал. Сделав паузу, чтобы дать отдых рукам, он продолжил, пыхтя и чертыхаясь:
– И вообще, зачем уничтожили частного предпринимателя? Смотришь фильмы про ту жизнь, – Миша мотнул головой далеко в сторону, и Юра сразу понял, о какой эпохе идёт речь, – и душа радуется: тут магазинчик молочной продукции, тут – мясной и колбасной. Лавки со сладостями. Лабазы мучные, зерновые. Склады кожевенные, текстильные, дровяные. Приходи, покупай… Так, ставь эту тяжесть! – приказал Шумкин, опуская очередной мешок на землю. Растирая спину, он уставился на бескрайнее, до самого горизонта, поле и принялся рассказывать, словно
