персиковой рощицей, а он продолжал стоять у погасшего костра и тупо таращился на примятую колесами траву. Ветер с песком был ничто в сравнении с бурей, бушевавшей в его сердце. Антонио пришел в себя от укусов жалистых паутов3.
– «Ты понял?» – Початок желчно передразнил дочь. – Да, понял, что я последний бурро4.
Глава 4
Небо развиднелось, когда перед доном и Мигелем открылся зев теснины. Корявое жерло – длиною не более чем в две четверти лиги и шириной в триста футов – было схвачено жесткой щетиной чапарраля; подножия каменистых зубцов утопали в непроходимых дебрях скальной розы и пышнорунных наростах испанского мха.
Диего поднял воротник, северный ветер измученными порывами глодал искрошенные углы глухого ущелья. Курящаяся мгла заполняла его как беспросветная зыбучая топь. И то, что шевелилось и жило в ее глубинах, имен не имело.
Де Уэльва придержал коня, а Мигель вдруг сказал тихим голосом, показавшимся неожиданно громким:
– Я ни на что не рассчитываю, дон. По мне… нам не выпутаться из этого переплета… Поэтому, – слуга тяжело сглотнул, – может, вам лучше вернуться? А я задержу его…
Майор нахмурился, будто не слыша, и наблюдал за беззвучной стаей черных траурных птиц, пересекавших небо; а сам ощутил липучее, дурное предчувствие, будто к щеке прирос лишай.
– Надежды, конечно, не густо, – ответил он краем рта, – но в огне брода нет, будем рассчитывать на удачу…
– Первый выстрел за мной, дон. Они у меня за всё заплатят…
– Может, заткнешься, наконец! – майор кольнул взглядом, на челюстях напряглись сухожилия. – Смотри, накаркаешь!
Ветер коснулся их лиц, и оба осеклись: будто чьи-то холодные пальцы ощупью пробежали по щекам.
Рука слуги, сжимавшая ружье, стала влажной от испарины. Он глянул на хозяина, но тот уже пришпорил коня.
Тихо звенели шпоры, полы расстегнутого каррика де Уэльвы развевались на ветру вместе с волнистыми прядями волос, а в голове шарманкой крутилась мысль: «Убьют – не убьют?».
Когда они проехали футов двести, рубахи от напряжения приклеились к телу как вторая кожа. Сердца глухо стучали и, как казалось Мигелю, заглушали цоканье копыт.
Майор оглянулся: входа в ущелье уже видно не было – желтая, точно живая, мгла отрезала их от остального мира. Мигель, о невозмутимом сердце коего Гонсалесы шутили, что оно у него как у мула, нынче шептал молитву. Суеверный страх пронизывал его с головы до пят. Он мысленно отчеканил известные ему три молитвы, когда голос дона прервал нить богоугодного дела.
– Взгляни на сей могильник. – Де Уэльва кивнул на скалы.
– Здесь кто-то похоронен? – Брови слуги поползли вверх.
– Нет, но умирает…
Слуга, привстав в широких испанских стременах, окинул взглядом древние стены, но кроме валунов, обросших зелеными
Паут, слепень, овод – разновидности мух-вампиров.
Бурро – осел (исп.).
