уже почти достиг высоты и вдруг замер, точно его приколотили гвоздями.
Правая нога Мигеля судорожно шаркнула по камню стены.
Диего сморщил лицо. В глаза ему словно швырнули горсть песка.
– Какого дьявола! – сквозь зубы процедил майор. Он ни черта не видел, но Мигель молчал, как заговоренный.
Тишина заставила заледенеть кровь в жилах Диего, виски разворачивал бешеный пульс; он ощутил, как полукружия пота на сорочке под мышками удвоились в радиусе. «Баста», – проколотилось в мозгу, когда сверху донесся дроглый, полный неподдельного ужаса скорее выдох, чем шепот:
– Змея…
И вновь наступила тишина. Слышно было только, как ветер завывал в эбеновых трещинах стен, будто не в силах отыскать выход из заколдованного лабиринта.
Язык прирос к нёбу, лоб и щеки Мигеля блестели, как морская галька. Немигающие глаза гремучей змеи были устремлены на него в каких-нибудь пятнадцати – двадцати дюймах. Звук его голоса боевито приподнял голову пресмыкающегося; рядом с ухом юноши ровно кто встряхнул кису с сухими фасолинами.
Мигель не смел пошевелить и мизинцем. Он неотрывно таращился на свернувшуюся в пестрые кольца смерть. Ноги и руки начинала грызть судорога. Это был двойной капкан – спереди и сзади: змея и пропасть. Захлебываясь страхом, он не знал, что выбрать. А гремучая тварь вот-вот собиралась сделать бросок. И тут в трех футах от Мигеля раздался шорох. Змея отреагировала мгновенно, крутнув чешуйчатым треугольником головы и затрещав дюжиной погремушек. Ее раздвоенный глянцевитый, точно тело дву-хвостки, язык мелькал черной молнией.
Мышцы Мигеля гудели; вены вздулись на висках и пульсировали в такт загнанного сердца, холодные ручьи пота катились по всей спине, сбегая под ремень. Слуга уголком глаза увидел майора, поднявшегося на одну с ним высоту. Тот не дышал. Лицо его было усеяно бисером прозрачной росы, в правой руке поблескивала голубая сталь клинка.
Змея зашипела и в следующий миг узорчатой пружиной сорвалась в сторону де Уэльвы. Стилет отсек голову змеи, обдав кровавой слякотью лицо Мигеля. Оно мелко дрожало, напоминая кусок смятой кожи, по которому текли слезы облегчения.
Глава 5
Они устроились на крупном уступе, напоминавшем своими формами наконечник копья. Выше над ними под острым углом нависала коричневая, с бордовой прожилью плоская скала, подъем на которую был бессмыслицей и даже безумием. Камень, отвесно брошенный с ее вершины, звякнул бы на самую бровку утеса, где схоронились испанцы, и продолжил бы свой полет до покрытых сизым налетом валунов у тропы.
Мигель удовлетворенно отметил, что место, выбранное доном для засады, лучше не сыщешь. В семидесяти локтях под ними тянулось ложе ущелья; туман под теплыми лучами растаял, и ни одна живая тварь не способна была проскользнуть мимо незамеченной.
Уступ покрывал всё тот же пышный мох, что и стены; прошлогодняя веснушчатая
