только применительно к недвусмысленным вопросам, когда истинное утверждение следствием могло быть распознано и ложное показание опровергнуто; например, если они пытались узнать, куда положен некий предмет, или если было в вопросе что-то, что могло быть обнаружено, или проверено по отпечаткам ног, или воспринято как некий подобный след. Затем скажем, что на боль не следует полагаться, потому что один человек менее подвержен боли, или более изобретательный в выдумке, чем другой, а также потому, что часто можно узнать или предугадать, что председательствующий в суде надеется услышать, и свидетель знает, что если он это скажет, то его боль прекратится. Такие рассуждения принесут пользу, если вразумительным аргументом мы опровергаем заявления, сделанные в показаниях, данных под пыткой; и для достижения этой цели мы должны использовать разделения в толковательном деле, которые я изложил выше.
В пользу наглядного доказательства, признаков [преступления] и других способов усиления подозрений выгодно говорить так: при совпадении многих косвенных признаков и следов, которые согласуются друг с другом, результатом должен явиться очевидный факт, а не догадка. Также, признаки и наглядное доказательство заслуживают большего доверия, чем свидетели, поскольку эти первые представлены именно так, как они имели место в действительности, в то время как свидетели могут быть опорочены подкупом, или пристрастностью, или намеком, или неприязнью. Против наглядного доказательства, признаков и всего, провоцирующего подозрения, следует говорить следующим образом: мы укажем, что никто не застрахован от нападок подозрениями, а затем мы ослабим все основания для подозрений и каждое [по отдельности] и попробуем показать, что они применимы к нам не более чем к любому другому; возмутительное дело – рассматривать подозрения и догадки при отсутствии свидетелей, в достаточной степени подкрепляющих главный довод обвинения.
8. Мы будем говорить в пользу слухов, заявив, что слух не имеет обыкновения порождаться бездумно и без какого-либо основания, и что ни у кого не было никакого повода от начала до конца сочинять и выдумывать его; и, более того, если другие слухи, как правило, являются ложью, мы докажем аргументами, что в данном случае он верен.
Мы будем говорить против слухов, если сначала указываем, что многие слухи являются ложными, и приводим пример ложного сообщения; если говорим, что слухи были изобретением наших врагов или других людей злонамеренных и клеветников по природе; если либо представляем некую вымышленную историю [, свидетельствующую] против наших оппонентов, про которую заявляем, что она у всех на устах, либо предъявляем правдивое сообщение, в какой-то степени позорящее их, и говорим, что мы пока еще не имеем никакой веры в него по той причине, что вообще любой человек может пустить и распространять любой позорящий слух или вымысел о каждом человеке. Если, тем не менее, слух кажется весьма правдоподобным, мы можем уничтожить его влияние с помощью логических аргументов.
Поскольку
