похоть старит, а женщине сохраняет молодость. Да мало ли что говорят. Например, что богатство защищает от невзгод и в мире богатых царит вечное лето. Я пожил среди богатых. И нигде не встречал людей более разочарованных и одиноких.
Я написал признание. Мне немного досадно и очень страшно. Наверняка тебе приходилось читать об этом в романах. Так вот, книги врут. В жизни, когда не осталось ничего, кроме пистолета в кармане, когда ты заперт в грязной крысиной норе в чужой стране, остается один выход. Поверь, дружище, ничего возвышенного и волнующего в этом нет. Все предельно грубо, мерзко, стыдно и страшно.
Забудь мои слова и меня забудь. Но в следующий раз, как зайдешь к «Виктору», выпей «Гимлет» за меня. А когда сваришь кофе, налей и мне, а еще добавь каплю бурбона и зажги для меня сигарету. А после просто выкинь все это из головы. Был такой Терри Леннокс, был и сплыл. Прощай.
В дверь стучат. Наверное, коридорный принес кофе. Если нет – без стрельбы не обойдется. Я ничего не имею против мексиканцев, но не одобряю мексиканских тюрем. Кажется, теперь все.
Терри.
Я сложил письмо и засунул в конверт. Стало быть, за дверью стоял коридорный, иначе бы мне никогда не получить этого письма с портретом Мэдисона на купюре в пять тысяч долларов.
Купюра лежала на столе, зеленая и хрусткая. Думаю, даже банковским клеркам редко удается пощупать такую. А вот типы вроде Старра и Менендеса, весьма вероятно, держат такие купюры на карманные расходы. Чтобы получить ее в банке, придется подождать, пока купюру закажут в федеральном резерве, и процедура может занять несколько дней. Должно быть, в обращении таких не больше тысячи. Моя как будто светилась изнутри.
Я долгое время разглядывал ее, а потом засунул в папку для бумаг и отправился на кухню варить кофе. Называйте это дешевой сентиментальностью, но я сделал то, о чем он просил: налил две чашки, в его плеснул немного бурбона и поставил на стол – туда, где Терри сидел в последний раз. Зажег сигарету и положил ее в пепельницу рядом с чашкой, а после стоял и смотрел, как поднимается вверх пар от кофе и сигаретный дым. За окном в кустах птицы гомонили и хлопали крыльями.
Когда кофе остыл, а сигарета догорела, я выбросил окурок в ведро, вымыл чашку и убрал с глаз долой.
По-моему, пять кусков достались мне задаром.
Немного погодя я отправился в кино на последний сеанс. Не спрашивайте меня, о чем был фильм. Какая-то бессмыслица. Помню только смутный гул и мелькание лиц. Вернувшись, я разыграл довольно вялую испанскую защиту Руя Лопеса. Потом отправился в постель.
Мне не спалось. Часа в три ночи я еще слонялся по дому под звуки тракторного завода, которые Хачатурян какого-то дьявола именует скрипичным концертом. Я бы скорее назвал это хлопаньем ослабевшего ременного привода.
Обычно сплю я без задних ног. Если бы не мистер Говард Спенсер в «Ритц-Беверли», прикончил бы бутылку и вырубился к чертовой матери. Если встречу очередного
