дни и ни недели,
ни месяца… а ровно год!
Я истощен уж ожиданьем!
Моя любовь сильней, чем смерть -
коль не любил бы, сгинул без прощанья
и месяца б не одолев.
Я так хочу объятий нежных…
Не страсти, только знать, что есть
средь будней тяжких и мятежных
тот ангел, что сошел с небес,
и вот он подле,
руку я сжимаю
его, и просто молча рядышком сижу.
Боюсь нарушить словом… ведь тишина святая!
Её я сердце слышу в эту тишину!
Я помню всё, как мы вчера простились…
Не удивляйся, было то вчера…
Вчера, которое лишь год назад явилось,
И вот сегодня лишь настало год спустя.
Она скромна была…
Она же скромности богиня,
Она же жрица храма девственности вешней,
Она поцеловала на прощание так невинно,
как будто на земле нет места жизни грешной.
Её уста… её в движенье плечи,
в тревожном трепете, и слёзы на щеках.
Мой друг, ведь то вчера мне душу лечит,
и не даёт мне обратится в прах…
Но… полно слёзы лить!
Давай ускорим шаг мы!
Быть может, встретим путника в пути,
которой нам дорогу вдруг укажет
туда, где дом врача, где дом моей любви…»
II
. Морской волк.
Брёл старичок в ночи с попойки.
О чем мечтал? Конечно, лишь о койки,
но не как в юности с девицей у стены,
а просто чтоб тепло и чтоб клопы
поменьше жалили. Да чтоб его старуха
не угостила вновь его оплеухой.
Он был когда-то капитаном
и бороздил моря и океаны,
морской, как говорится, волк,
и вот теперь он бродит со стаканом,
чтобы плеснул ему кто в долг.
Увы, не нажил пенсиона,
и помогает лишь икона…
но помощь он давно не ждёт.
О! Дьявол! Тысяча чертей!
Огни ли то в глазах?
То искры ли в зрачках? Огней
тех целая река!
Она несётся на него!
Старик, шевель больные ноги!
Скорее прячься от греха!
Два румба влево! Так держать!
Туда… под лестницу порога
залезть и переждать…
Старик укрылся за досками,
дрожит, вперяет взоры в щель.
Монахи быстро с факелами,
наполнив улицу всю пухлыми телами,
все в балахонах, все с крестами,
все в масках, все поют псалмы и воют псами…
У старика прошел весь хмель.
Набат!
Уж
