как-то вот звонит,
звонит,
звонит…
День-ночь звонит,
ночь-день звонит.
Пошли на колокольню мы,
а бедолага там висит
холодный как из тьмы.
Канат язычный как петля
аббатской виселицы новой
обвил вкруг шею дурака…
И испражнился он тогда
в сем мире, точку будто ставя,
в тот мир ушел, и показал
язык всем нам лукаво…
И вот опять… наверно, Том,
чудак юродивый наш Том
поднялся бить в Ночи…
Смердит
как будто бы его говном.
Иль запах этот милый Том
всем передал,
кто сжался и дрожит?
Огни исчезли.
Наступила тьма.
Старик из подворотни выполз.
Кафтан стряхнул,
и от кошачьего дерьма
штаны избавил, и ботфорты вытер.
Бредет он далее и
вот те на!
Сам сатана пред ним возник!
На черном скакуне
в плаще и в капюшоны седока
увидел вдруг старик.
«Эй, старина,
поди сюда!» -
ему вдруг крикнул дьявол.
Старик подумал, мне хана.
А конь копытом скрёб об камень
и фыркал, и глазищами сверкал,
сказать хотел как будто, я, мол,
лягну легонько, и тебя
снесут вперёд ногами…
«Старик, не бойся,
подойди!» -
второй раз крикнул изверг.
«Ах, Господи, душу мою спаси,
и ежли можешь, пронеси…» -
шептал старик,
а призрак
зацокал по булыжной мостовой,
дыханье было слышно,
как будто он… живой.
«Не бойся, старче,
Бог со мной.
Я не в ладу ни с сатаной,
ни пёсьей сворой.
Я путник дальний,
странник я судьбой,
я заблудился, и ищу постой…
Прости, коль напугал случайно.
Зовут меня Апрель, и я
приехал свататься сюда
на дочки Парацельса…»
«Ты, что?
Безумный пилигрим!
Мои больные старческие уши,
наверное, сошли с ума,
услышав имя колдуна,
которого сегодня вздернули на ужин…»
«Ты лжёшь, мерзавец!»
«Я не лгу, -
старик сказал в ответ ему, -
Сегодня Авадон,
аббат наш жулик и гандон,
устроил маскарад.
Святую
