style="font-size:15px;"> ный.
Крадётся он,
грехи чужие пожинать
поповским лезвием суровым,
Тувалкаин.
Ведь ты не знаешь, мой читатель,
что Парацельс скрывал дитя своё
от взоров сластолюбцев, пошлецов.
Была ведь Марта дивной красоты,
и обладала даром врачевать,
лишь только руку на больного положив,
и проходила хворь, и возвращались силы.
Отец берег шестнадцать долгих лет
святую дочь от блудников мужчин и
надеялся, что не померкнет свет
невинности её.
И ты не знаешь, что тот Тувалкаин
прознал о нежно-розовом бутоне
в то время совпадений,
когда его хозяин
вдруг загрустив в своём поповском троне.
Когда аббату надоели шлюхи,
приелось и насиловать крестьянских жён
и онанировать на досуге
на мессе у икон,
когда поют псалмы и гимны,
и клирос благость льёт на чернь…
В то время Тувалкаин
возьми да и скажи,
у Парацельса дочка есть,
причем меж ножек не бывал никто.
Для вас, святой отец,
сей нежно-розовый бутон…
Возненавидь и ты его.
Вон он…
бредёт в таверну «Славный Бахус»,
где собирается свободный сброд,
и если повезёт,
бывают речи там
о классовой борьбе и о волненье масс,
о том, как бедный люд живёт.
II
. Славный Бахус.
«Я призываю вас к насилью над насильем!
Подымем в небо черный стяг!
Мы свергнем власть, чтоб воцарило
свободы слово у трудяг!
Я говорю, есть остров в океане,
я видел сам, случайно там бывал.
Там нет вождя, ведущего или капитана,
там все равны, и равные права.
На острове идиллия Эдема,
там нет разбоя, нет убийств и краж.
Там не боится молодая дева
идти одна на дикий пляж.
Там зла и горя нет в помине,
лишь потому что власти нет.
Там всё решают все
и старые, и молодые,
один закон – Совет».
Таверна пьяная галдела,
внимая молодым устам.
«Вот это да!
Вот это дело!
Такое бы и нам!»
«А что, ребята,
не подняться ль?
Сколь можно Папу-то терпеть?
Пора его схватить за розовые яйца!
Иль насадить как на вертел
на наш крестьянский хуй…»
