на другой бок.
– Так и ты ж ему то обещал, мол, заплатим по утру и за бычка, и за постой.
– Коли удобно уложит да покормит. Ты в доме на лежанке спишь али он тебя покормил досыта? То-то же. Все, спать давай.
Дыхание чернявого стало неторопливым, из горла вырывался легкий храп. «Спит себе», – с завистью посмотрела на попутчика Дуня. А ей все не спалось. «По утру серебро отдам, негоже за собой долги оставлять. Мое добро, что хочу – то с ним и делаю!» Она уже с вызовом глянула на мирно дремавшего Юрия. «Хозяйка я ему плохая, да у тебя такой-то ладной никогда и не будет, то же мне, княжий кметь. А мне бабка всегда говорила, что я на все руки мастерица». Дуня вспомнила о Лукерье, настырная слеза опять поползла по щеке.
Со стороны костра послышалось какое-то сдавленное бормотание, топот. «Колдует, нечистый», – опять стало жутко. Почудилось, что ведун шепчет на два голоса. Евдокия сильнее вжалась в сено. Раздался сдавленный вскрик, снова топот. Дуня подползла ближе к Юрко. «И зачем мы сюда забрели, так же и в лесу бы на ветках подремали?» В нос ударил запах дыма. «Ветер что ли на нас понес?» Девушка привстала и ахнула… ярким пламенем горела избушка. Соломенная крыша быстро превращалась в огромный костер.
– Пожар! – Дуня, что есть силы, тряхнула Юрия.
Тот мгновенно вскочил и кубарем скатился с сеновала, Евдокия побежала за ним. Деда нигде не было.
– Он в избе! Спасать надо, – Дуня кинулась к закрытой двери.
– Уйди, я сам! – оттолкнул Юрко.
Он ногой вышиб дверь. Из избы повалил густой дым.
– С крыши занялось. Колодец где? Облиться надо.
– Вон, – указала Евдокия.
Чернявый побежал к кринице, а Дуня к костру, выплеснуть варево, чтобы было чем носить воду. Она подобрала валявшийся поодаль замызганный рушник, схватилась им за горячую ручку и сняла котел с огня, на землю полилась мутная жижа какого-то травяного отвара. Едкий запах чабреца мешался с запахом гари. Теперь можно тоже бежать к колодцу.
Юрко стоял неподвижно, уперев руки в бока, разглядывая что-то в траве. «Чего он стоит?!»
– Эй! – окликнула она его. Он молча указал пальцем вниз. Дуня громко вскрикнула. Распластав руки, лицом в траву пред ней лежал ведун с проломленным черепом, рядом валялся окровавленный топор.
– Видать, с кого-то еще бычка так же настырно требовал, – Юрий наклонился, разглядывая рану. Дуняша отвернулась, не в силах смотреть.
– Удар не воя, не глубоко. Может, даже и бабы.
– Какая ж баба такое-то станет творить? – в животе у Евдокии замутило.
– Да кто вас знает. Глянь-ка, у него в руке что-то зажато.
Дуня, пересиливая себя, повернулась.
– Бусы, – Юрий поднял находку на свет пожара. Это были простенькие деревянные бусины, раскрашенные нехитрым цветочным узором.
– Мои! – обомлела Дуняша.
– Твои? Почем узнала?
– Сама
