старенький зонтик, который прихватил из дома. Однако уже через пятнадцать-двадцать минут зонтик вывернуло наизнанку. Потом снова и снова. Наконец к итогу первого часа пути он превратился в клок скомканной ткани, из которого во все стороны торчали спицы. Пришлось его выкинуть. Но буквально через пять минут возле нас остановилась проезжавшая мимо машина, из которой выпрыгнул молодой, хорошо одетый грек и, говоря слова почтения «папас, папас», вручил мне другой зонтик. Я пытался как-то показать отсутствие необходимости, но понял, что сопротивляться такой заботе совершенно бессмысленно и противно законам христианской любви. Поэтому, открыв зонтик, дабы новые автомобилисты не вручили мне еще один, я зашагал вперед по дороге. И Олег рядом со мной.
Слева показалась достаточно большая келлия, и мы поначалу подумали, что это и есть Буразери. Впрочем, настоящая Буразери (огромный, для того чтобы называться «келлией», ухоженный комплекс храмов и сооружений, частично скрытый поросшим лесом холмом) была чуть дальше. У нас в России такую келлию обязательно называли бы монастырем, но не здесь. На Афоне монастырем может называться обитель, обладающая собственной землей. Таких на Афоне два десятка. Свободной земли не осталось, и к тому же несколько столетий назад афониты провозгласили незыблемость имеющихся у них земельных границ и числа монастырей. И теперь если какая-либо община желает организовать келлию или скит, ей в первую очередь надлежит заключить договор об аренде земли с монастырем-хозяином. И в дальнейшем все важные изменения в этой келлии должны согласовываться с монастырем, например постройка нового здания или прием в число братии новых насельников. В прежние времена отношения между монастырями и келлиями приводили к серьезным инцидентам. Последний крупный конфликт был связан с изгнанием русских монахов-зарубежников из Ильинского скита, стоявшего на земле монастыря Пантократор. Но чаще всего русские скиты и келлии просто вымирали, как случилось и с келлией Буразери, которая еще сто лет назад была русской келлией во имя святителя Николая Чудотворца и называлась Белозерка. Грекам выговорить это слово было невозможно, и потому теперь все говорят «Буразери».
Дорога постепенно спускалась к морю. До определенного момента оно было скрыто от нас складками местности, зато справа от дороги в дымке тумана виднелась котловина, покрытая зеленой растительностью, за которой угадывались отдельные келлии. Среди них ярким голубым пятном выделялся храм. Я вспомнил, что где-то между Кариесом и Ивероном находится келлия знаменитого ныне почившего афонского старца Паисия. «Может, она? А может, и нет».
Сфотографировав друг друга на фоне дождя, мы отправились дальше и вскоре отчетливо расслышали новый звук. Это шум прибоя. С северной части острова море штормило. Оно было покрыто белыми полосами пенных бурунов, волны с грохотом бросались на каменистый берег. Слева вдали на горе над морем высился, словно древняя крепость, неизвестный нам монастырь. То ли Пантократор, то ли Ставроникита. По карте они в той стороне, но который это из них, с уверенностью сказать мы не могли. Надо побывать
