Кузнецовых… И где он, Ириван-то?
– Ереван. Столица республики, город такой.
– А-а, грузинцы живут. Нет, сынок, век там не бывала и уж теперь не бывать. А Кузнецовых слыхом не слыхивала.
Разговор испарился. Оставался один вопрос, главный, но если она и его слыхом не слыхивала, то на этом все обрывалось.
– Как же, Мария Владимировна, не знаете Кузнецовых? А вот сто рублей от них получили, – строго сказал Рябинин и положил перед ней телеграмму, которую он уже затребовал из Еревана.
Васина достала из хозяйственной сумки очки с мутно-царапанными стеклами, долго надевала их, пытаясь зацепить дужки за седые волосы, и, как курица на странного червяка, нацелилась на телеграмму. Рябинин ждал.
– Ага, – довольно сказала она, – я отстукала.
– Подробнее, пожалуйста.
– А чего тут… Плачет девка, вижу, все нутро у нее переживает.
– Подождите-подождите, – перебил Рябинин, – какая девка?
– Сижу у своего дома в садочке, – терпеливо начала Васина, – а она подходит, плачет, все нутро у нее переживает…
– Да кто она?
– Обыкновенная, неизвестная. Из того, из Иривана. Откуда я знаю. Плачет всем нутром. Говорит, бабушка, выручи, а то под трамвай залягу. Мазурики у нее украли документы, деньжата, всю такую помаду, какой они свои чертовские глаза мажут. Дам, говорит, телеграмму родителям на твой адрес, чтобы сто рублей прислали. А мне что? Вызволять-то надо девку. Дала ей свой адресок. А на второй день пришли эти самые сто рублей. Ну, тут я с ней дошла до почты, сама получила деньги и все до копейки отдала. Вот и все, родный.
Рябинин молчал, осознавая красивый и оригинальный способ мошенничества. Теперь он не сомневался, что это мог сделать только человек, знавший Кузнецову, ее адрес и время командировки.
– Какая она, эта девушка? – спросил он.
– Какая… Обыкновенная.
– Ну что значит – обыкновенная… Все люди разные, бабушка.
– Люди разные, сынок. А девки все на одно лицо.
Рябинин улыбнулся – прямо афоризм. Но ему сейчас требовался не афоризм, а словесный портрет.
– Мария Владимировна, скажите, например, какого она роста?
– Росту? Ты погромче, сынок, я уж теперь не та. Какого росту?.. С Филимониху будет.
– С какую Филимониху?
– Дворничиха наша.
– Бабушка, я же не знаю вашу Филимониху! – крикнул Рябинин. – Скажите просто: маленькая, средняя, высокая?
– Откуда я знаю, сынок. Не мерила же.
Васина очки не сняла, и на Рябинина смотрели увеличенные стеклами огромные глаза. На молодую он давно бы разозлился, но старушки – народ особый.
– Ну ладно, – сказал он. – Какие у нее волосы?
– Вот вроде твоих, такие же несуразные висят.
Рябинин погладил свою макушку. Он уже чувствовал, что никакого словесного портрета ему не видать, как он сейчас не видел своих несуразных волос.
– Какие у нее глаза? – спросил он громко, словно теперь все ответы зависели
