верхней площадки, прикрывая упавшего, Григорий же дотянулся, и за ногу подтащил к себе окровавленного лейтенанта, визгливо орущего и матерящегося взахлёб.
Казалось бы, в такой обстановке следовало бы дождаться подкрепления, но… Во время завязавшейся перестрелки укуренные парни узнали Старыгина, и начали отпускать недвусмысленные замечания по поводу сексапильных красавиц-дочурок. И Григорий почувствовал, как горячей волной накатывает безумие. Перед глазами стояла картина: перевёрнутая вверх дном комната и лежащие на полу три тела – потерянная навсегда семья. Он с сипом выдохнул и ринулся вверх по лестнице. Ступенька, толчок в плечо, еще две ступени, что-то ожгло голень… Другие же опера только и успели увидеть, как их всегда мрачный и спокойный товарищ ринулся вперёд, опустошая обойму своего Стечкина. Всё, что они могли сделать – попытаться прикрыть его огнем.
Каким-то чудом ни одна из следующих пуль, впившихся в его тело, не нанесла ему достаточно серьёзного ранения, чтобы свалить с ног. Не останавливаясь ни на секунду, обливающийся кровью опер взлетел на следующий лестничный пролёт, в упор расстреливая троих преступников. Отщелкнув магазин и сменив его новым, он скрылся за углом верхнего этажа, откуда сразу раздалась отчаянная стрельба. Опера на секунду замерли, наблюдая, как по ступенькам прыгает пустой магазин от Стечкина, а затем устремились наверх.
Когда федералы влетели в коридор, первое, что они увидели – раскинувшийся посреди площадки труп одного из грабителей-неудачников, и двоих серьёзно раненных, которые скрючились у стены, тихо скуля и рыдая. У дальнего кабинета, устало прислонившись к косяку, сидел истекающий кровью Григорий Старыгин. Чуть в стороне лежал главарь банды с простреленной головой. Две санитарные машины увезли раненых преступников в тюремную больницу, а герой дня, весь в бинтах и под капельницей, надолго застрял в госпитале милицейского управления, в офицерской палате.
Когда изрядно заштопанный Старыгин вернулся в участок, его ожидали погоны лейтенанта. Среди сослуживцев Григория ещё долго ходили разговоры, что в его теле обнаружили девять пулевых ранений, причём только три – навылет. Хирурги совершили чудо, но что залечить им не удалось бы никогда – это рану от утраты семьи. Постоянно вспоминая жену, он был замкнут в общении с представительницами слабого пола. Конечно, Григорий понимал, что глупо сторониться женщин, но сделать уже ничего не мог. В самом деле, не идти же ему, лейтенанту оперативного отдела, уже не раз взглянувшему в глаза смерти, к психиатру. Так и работу потерять недолго. В остальном на медкомиссии его признали совершенно вменяемым, разрешив продолжать службу.
Теперь Григорий застывшим взглядом упёрся в симпатичную Юлю, и чувствовал сильнейшую скованность. По-видимому, новенькая ничего не знала о проблемах лейтенанта, но это не извиняло её в глазах Старыгина. Все присутствующие затаили дыхание, ожидая последующей сцены. Обычно в таких случаях лейтенант
