взметнулись на ветру, когда Никита обернулся к Коляну:
– К Настёне! Выжимайте из движков максимум.
Байкеры бросали мотоциклы из стороны в сторону и, отчаянными прыжками с обломков зданий, как с трамплинов, преодолевали провалы, которых становилось всё больше, приближаясь к дому Насти. Они вступили в неравную борьбу с «молниями», и старались отдалить ту минуту, когда разделят судьбу города, хотя и знали, что рано или поздно это неминуемо должно случиться. Страха никто почти не ощущал – они слишком беспокоились о девушке, чтобы думать о своих шкурах. Каждый давно решил для себя: если уж гибнуть, так всем вместе.
* * *
Была глубокая ночь, когда Старыгин сел в машину, чтобы отправиться на место последнего таинственного происшествия: к вокзалу. Он завёл мотор и уже собирался тронуться, когда вдруг дверца с правой стороны распахнулась и на сиденье рядом плюхнулась Юля. Девушка казалась очень серьёзной, вот только какие-то озорные искорки в глазах портили первое впечатление напускной строгости.
– А вы куда собрались? – Григорий от неожиданности даже перепутал сцепление с тормозом, чего с ним никогда не бывало.
– Вы спросили про отчёт, но не уточнили, кому поручено это дело, а я так и не ответила из-за сумасшедшей выходки ваших друзей: это дело взяла я. Так что уберите-ка ногу с тормоза и поехали – так и быть, беру вас напарником.
Ошарашенный подобным нахальством, Старыгин не нашёлся, что сказать и молча вывел синюю милицейскую «Волгу» из гаража. Так же в молчании они ехали по ночным улицам Артюховска: у него не было желания заговорить первым, а она просто не решалась прервать затянувшуюся паузу. Но это не мешало Старыгину боковым зрением рассматривать Юлю. Странно, но ему нравилось в ней всё: острый подбородок, чуть выступающие высокие скулы, маленькое ушко, едва прикрытое коротко постриженными волосами. Она была красива, и, главное, в ней не ощущалось кокетство.
Юля вскоре почувствовала ненавязчивый взгляд сотрудника и, чуть порозовев, смущённо опустила свои длинные ресницы, почти полностью скрыв чудесные зеленоватые глаза. Это ещё больше расположило к ней Григория. Он, сам того не замечая, начал ощущать симпатию к девушке. Но процесс возникновения чувств протекал в его организме гораздо дольше, нежели у окружающих людей. Поэтому в ближайшее время он мог спокойно наслаждаться привычной ему жизнью, почти лишенной каких-либо эмоций.
Вскоре по правую руку замелькала ограда городского парка, а сразу за ним должно было появиться здание вокзала. Сильный ветер дул со стороны решётчатого забора, неся за собой мощный шквал дурманящего запаха хвои, прелых листьев и ещё какого-то аромата, присущего только ночному воздуху. Справа, на фоне черноты за приспущенным оконным стеклом вырисовывался изящный профиль девушки, слегка освещённый тусклым светом лампочки над головой, и Григорий невольно отрывался от дороги, чтобы взглянуть на прекрасный силуэт.
Когда Старыгин
