никак?
– Нет, Миша, никак. Хотя надежда есть всегда. И если бороться, вполне возможно, что и появится шанс, вернуться домой.
– Угу.
Настроение как ветром сдуло. Если при появлении отца Сергея возникла как птица Феникс смутная надежда, на возвращение, то сейчас она растворилась, в густом тумане неизвестности. Всё это было похоже на сказку, которую в детстве рассказывали родители. О новых мирах, леших, домовых, пришельцах, и прочих персонажах. Только сказки давно закончились, и реальность, не утешала.
– Но почему высшие силы допускают такие вещи?
Мой вопрос несколько обескуражил собеседника. Он задумался и, отвернувшись, поднял голову в ночное небо.
– Я думаю, что это наше место. Людей. И сама земля, и этот мир, альтернативный, такой же, как первоисточник. Если Создатель вмешается, к примеру, искоренит зло, что будет делать человек?
– Ну не знаю. Может быть, жить счастливо? Я так думаю. Без войн, катаклизмов, смертельных болезней. Человечество возьмёт бразды правления в свои руки. Зная, что будет завтра, сможет предотвратить трагедии.
– И что это будет за жизнь, друг мой, Михаил? Когда не надо ничего делать самому. За тебя всё решает правительство. Члены Политбюро. Это уже было, когда у людей не было выбора, и все шли ровным строем к светлому будущему.
– Разве плохо? Я застал времена застоя. Люди по-другому относились друг к другу, меньше было вражды, злобы, ненависти, не то, что сейчас. А пионеры? Какие песни пели под горны и барабаны. «Взвейтесь кострами, синие ночи. Мы пионеры дети рабочих…».
У меня внутри закипела гордость, словно не было «плавного перехода» на рыночные отношения и стадии «загнивающего капитализма». И эта самая гордость, когда за державу обидно, порывалась, как Гаврош, персонаж романа Виктора Гюго «Отверженные», смекалистый малый, погибший на баррикадах в ходе Июньского восстания 1832 года. Идти напролом, стрелять и убивать всех врагов. Без разбора, фамилии, и отчества.
– Погодь, Михаил, эка тебя понесло. Пулю схватить дело простое, только запомни, если тебя подстрелят, ты умрёшь. Способностями к восстановлению ты не владеешь, а буйную головушку сложить, плёвое дело.
– Я не боюсь.
– Ой, ли, не боишься…
Отец Сергей снова улыбнулся.
– Скажу тебе, несмотря на твой послужной список, тебе незнаком настоящий страх. И это не пистолет у виска, когда ты знаешь, что в маленьком, мрачном стволе, девятиграммовая пуля, и через секунду всё закончится. Нет. Страх гораздо ощутимее на вкус. Весомее. Мрачный, скользкий, липкий. Как зверь, который наваливается на тебя в лесу, и рвёт острыми когтями кожу, подбираясь к горлу. И я не поверю, что есть люди абсолютно бесстрашные. Проходя по деревянному мосту, через перевал, в горах, каждый держится за верёвки, и думает, как бы прогнившие доски, не обвалились. Холодеет внутри, жутко, до дрожи в коленках. Внизу пропасть, из которой не выбраться. Ты прыгаешь с парашютом, зная, что твой инструктор всё не один раз проверил. И есть запасной парашют. Только уровень адреналина в крови всё – равно зашкаливает. В Африке есть племя, древнее, так вот, их воины охотятся на львов.
