и Таня. Мы слышали о справедливости и мудрости хозяина здешних земель. Для нас большая честь находиться в твоем доме, ведь добрая слава о твоих делах долетела до Гардарики.
На лицах мужчин появились улыбки.
– Племянник говорил мне, что ты не по годам рассудительный и умный. Так вы из Гардарики?
– Прямо как у Пушкина про тридцать трех витязей, – шепнула Таня Максу. – Такие же высокие и сильные.
Макс только поморщился.
– Много моих друзей и родственников служат славянским князьям, некоторые из них сложили головы. Я знаю эту землю хорошо. Было время, ходили в Альдейгьюборг.
– Это Старая Ладога, – шепнул Глеб Максу, а вслух воскликнул. – Тогда ты сможешь помочь нам! Мы должны вернуться домой, а то родители подумают, что мы погибли, и будут горевать.
– Скоро зима, корабли не выходят в открытое море до весны. А тогда решим, в какую сторону плыть.
– Отец, – обратился к хёвдингу статный молодой человек. – Наши гости, наверняка, устали и голодны, как и мы сами. Еда и выпивка – на столе. Все ждут твоего указания.
– Да, Арни, ты прав. Глеб, займи место рядом со мной.
Хёвдинг подвел мальчика к почетному креслу, возвышающемуся над остальными скамьями. С обеих сторон от сидения были установлены деревянные столбы, и теперь Глеб замер перед ними, разглядывая искусную резьбу: какой-то мастер запечатлел, как змея оплетала тело неведомого зверя, а тот обхватил лапами медведя, и весь рисунок переплетался с волнистыми линиями.
– Я привез столбы из Каупанга, только там умельцы вырезают такие узоры. Садись, чувствуй себя как дома.
Хуторяне шумно рассаживались. От запаха жареной рыбы и свежевыпеченного хлеба люди оживились, они наполняли чарки пивом и славили Одина, давшего пережить еще один день. Торфинн потянул Таню к столу. Возле очага остался только Макс. Он огляделся: все места были заняты, пустовала скамья в конце стола, где сидели дети. «Ну, и ладно! Не умирать же из-за этого от голода!» Он сел рядом с лопоухим мальцом по имени Кали, который уже вовсю набивал еду за обе щеки руками и ножом, чавкал и отрыгивал так же, как и его старшие родственники.
К Максу приблизился слуга и протянул рог, наполненный красно-синей жижей, в полумраке напиток казался черным.
– Хёвдинг Бьярни прислал тебе отведать бьорр8.
– Я не пью крепкие напитки.
Лопоухий мальчишка повернул к нему голову:
– Ты отказываешься пить во славу Одина?
– Один не при чем. Я не пью. Совсем.
Слуга в растерянности стоял с кубком возле Макса, не зная, что делать дальше. Это было кровное оскорбление хозяина дома – не выпить вместе с семьей, давшей ночлег. Опустив голову, он отошел к Бьярни, что-то прошептал ему на ухо и отдал рог. Лицо хёвдинга омрачилось, он поглядел на Макса из-под густых бровей и только собирался произнести гневную речь, как в этот момент раздался голос Торфинна:
– Отец,
Бьорр – фруктовое вино.
