ладно, Наташ, не кисни, все утрясется как-то. Я тоже сначала по-итальянски ни в зуб ногой была, потом научилась. Ночевать-то тебе есть где?
Я рассказала о Монтазе. Надежда слегка удивилась:
– По-украински говорил? Точно, сутенер какой-то пакистанский. Видно, наших баб имел-переимел, аж язык выучил!
– Надя, ну, что Вы?! Он вовсе не похож на сутенера.
Женщина ухмыльнулась:
– Скажи, а много сутенеров ты в жизни своей знала?
Я напрягла память. Нет, с сутенерами дружить мне не доводилось. Моя жизнь (по крайней мере, до сего дня) протекала в плоскости, далекой от сексиндустрии. Правда, я была знакома с одной проституткой, проживавшей на нашей улице. Но она не являлась членом Профсоюза Путан и работала без посредников, исключительно на себя. Душевная, кстати, девица.
– Нет, Надя, с сутенерами я не сталкивалась.
– То-то и оно. Думаешь, у них на лбу написан род занятий? Осторожнее с людьми надо быть, Наташка.
– А где ночевать тогда?
– Мы баб поспрашиваем. Тут, говорят, под вечер «наши» работающие приходят, ночлег предлагают. Оставаться ночью на Пьяцца опасно, ворья много. Ну, и мало ли чего…
Большую часть дня мы провели на вокзале, а ближе к вечеру вернулись на площадь. Из-за Надиной подозрительности опять остро стал вопрос ночевки. Никто из «наших» никакого ночлега не предлагал.
– Послушайте, Надя, я уверена, на счет Монтаза Вы ошибаетесь. Чувствую, что он хороший человек и не обидит.
– Как знаешь. Но я к твоему пакистанцу ночевать бы не пошла.
– Не вижу другого выхода. Уже темнеет. Мы договорились встретиться у памятника, если ничего не найду. Я не нашла. Значит, иду к Монтазу. Вы со мной?
– Ты – с приветом, – заключила Надежда. – Иди сама.
И я пошла. Монтаз сидел под Гарибальди и белозубо улыбался:
– Чао, белла!
– Чао.
– Пошли?
– Угу.
Он взял мою сумку, и мы покинули площадь.
Южные ночи имеют привычку обрушиваться внезапно. Еще пять минут назад было относительно светло, а через мгновение мы с Монтазом оказались в совершенно темном переулке – будто кто-то выключил рубильник.
Извилистые неаполитанские улицы ночью мне почему-то напоминали своих львовских сестер – такие же узенькие, мощеные брусчаткой. Только вот мусора на них было намного больше. Я то и дело спотыкалась о пустые бутылки, картонки, фруктово-овощную кожуру.
Через поворот мое внимание приковал чахлый фонарик, ливший жидкий желтый свет на кучи разнообразных отходов. Вот одна из куч зашевелилась, оттуда выглянула остроносая мордочка, а затем показалось упитанное тело местной крысы. Она была величиной с небольшую таксу. Грызун сел под фонарем, привел себя в порядок, а покончив с туалетом, начал заниматься исследованием полиэтиленовых пакетиков, ровным слоем покрывавших тротуар. Не найдя ничего из того, что могло бы удовлетворить его
