вращалась вокруг проблемы целенаправленности и бесцельности искусства, от Древней Греции до нью-йоркских небоскребов и далее. Госпожа Богна полагала, что тут можно увидеть четкую линию прогресса или упадка – но лишь линию, Борович же защищал противоположное мнение. Полагал, что не может быть и речи о неразрывности, что даже наследование или мода подвержены специфическим, характерным для данной эпохи и среды отклонениям.
– Не может здесь быть ни прогресса, ни регресса в устойчивом значении, – доказывал он. – Зрелый стиль расцветает там, где люди приходят к зрелости выразительных и глубоких идей. Стиль – это идея. Это плод духа данной среды, это стремление – скорее выражение стремления – духа к утверждению в среде, это смысл его деятельности, влияния, господства.
Он приводил многочисленные доказательства, довольно глубоко разбираясь в этом. Некогда он даже совершил несколько путешествий и собрал обширный материал для исследования французской, кельтской, рейнской, итальянской и польской готики, о котором он всегда мечтал. Как раз на примере разницы между ними он принялся развивать свою теорию, когда заметил чувственный взгляд, которым украдкой обменялись госпожа Богна и Малиновский. Это словно окатило его холодной водой. Он вспомнил директора Шуберта, как тот посмеивался над покойником Ежерским, который ночами читал молодой жене Гомера.
Потому он неловко добавил еще пару фраз и замолчал.
– Да, – откашлялся Малиновский, – ты чертовски сведущ во всех этих исторических вещах. Надо бы тебе написать какую-нибудь статью.
Богна, должно быть, заметила, что замолчал он из-за нее, поскольку чуть зарумянилась и, желая, должно быть, доказать, что слушала внимательно, принялась развивать тему в подробностях и требовать схожих примеров из барокко. Однако Борович чувствовал себя шутом, а потому не пошел дальше пары общих заключений.
– А мне кажется, – отозвался Малиновский, – что тут можно говорить не столько о линии или расцветах духа, сколько о практическом смысле. Решающим оказывается технический прогресс, который позволяет строить все более удобные и дешевые высотки. Целесообразность! Вот единственный критерий. Что духу до удобного и дешевого жилья? Все дело в экономии материалов, места и работы при обеспечении максимального комфорта. Если тут есть некая идея, то это идея теплого, гигиеничного, хорошо проветриваемого жилья.
Он рассмеялся, а Борович сжал губы, чтобы не ответить ему обидным словом.
Госпожа Богна возразила:
– Ты все превращаешь в шутку, но принимаешь его сторону.
Борович взглянул на часы и встал:
– Уже одиннадцатый час, – сказал он. – Мне пора.
Встали и они. Малиновский, целуя в благодарность руку Богны, обронил новую аксиому:
– Когда разговор так приятен, совершенно забываешь о времени.
– Не стану вас задерживать. Как вы себя чувствуете? – обратилась она к Боровичу.
Он уверил ее, что
