медленно перевела взгляд на его лицо.
– И вы – брат короля. И вы скоро покинете меня. Я очень устала.
Он обнял ее и прижал ее хрупкое тело к своему парчовому дублету. Ему подумалось, что соловьи поют, должно быть, у нее в сердце, если, когда он обнял ее, самый воздух словно стал их пением.
Глава VIII. Алтарное облачение
Он осторожно устроил ее голову на своем плече, и ее волосы прижались к его брыжам.
– Я бы хотела вот так уснуть, – сказала она, – и не просыпаться больше никогда.
Хуан склонился к ее обращенному в сторону лицу и поцеловал неподатливые губы. Ее тело лежало в его руках, тяжелое, как тело уставшего ребенка.
– Когда я вернусь с Мальты, я женюсь на вас, – сказал он, – и тогда вы станете инфантой Испании.
Она запрокинула голову и доверчиво посмотрела на него. Высокий гребень выпал из ее прически и со стуком укатился под раму гобелена, но ни один из них не обратил на это внимания.
– Нет, – ответила она. – Вы будете принадлежать своей судьбе. Вы станете великим человеком. И вы забудете.
– Вы – единственное существо в мире, которое думает обо мне, – сказал он, – кроме разве доньи Магдалены, моей мачехи. Как я могу забыть о вас?
– Король не позволит вам жениться на мне, дон Хуан.
– Я не подчиняюсь королю. Я сам себе хозяин. У меня есть шпага, память об отце и ваша надежда.
– И Господь.
– Не стоит сейчас вспоминать о Господе. Сейчас я не думаю о Нем. Примете ли вы меня как своего рыцаря, Ана?
Она лишь улыбнулась.
– Вы когда-нибудь любили другого? – спросил он.
– Я люблю вас, – ответила она, как будто бы этим было сказано все.
– Но прежде…
– Ах, сеньор, в любви нет никакого прежде. Любят лишь однажды. Но жизнь так длинна, что мы наполняем ее притворством, ведь порою любовь так скоро проходит.
Он с великой нежностью поцеловал ее.
– Откуда вы почерпнули эту мудрость? – спросил он.
– Я лишь недавно стала очень мудрой. Внезапно мне все стало ясно без всяких книг. Я понимаю, почему вы пришли и почему должны уехать. И почему я буду ждать вас, всегда.
Когда он подумал о том, что ему предстояло – о трудностях, о сопротивлении, когда он подумал о своих собственных несбыточных честолюбивых мечтах и о ее нежной вере, он слегка разжал руки, и она, отклонившись назад, оперлась спиной о боковины опор подъемных блоков.
Их тени лежали у их ног, и в полумраке поблескивали металлическим блеском оборки ее юбки.
Хуан перевел взгляд на ее руку, полусомкнутые пальцы которой лежали у нее на коленях. Тень в ее ладони была похожа на ту, которую он заметил как-то в цветке лилии, затененной миртовым кустом. Он коснулся ордена Золотого руна, сияющего на его собственной груди.
– Я ношу голубую розу у самого сердца, – сказал он.
– Ах! Голубую розу! – воскликнула донья Ана. – Мою голубую розу!
Она посмотрела
