раз дело такое – верну!
– Конечно-конечно, – вторила Фрося, – вернешь-вернешь и самой себе. Придумано гениально.
– Спасибо, но выдумка не моя, – пыталась я повернуть на серьезное.
Да какой там, Фрося грозила мне пальцем:
– Софья, пора! Быстро зови орлов!
Уж не знаю как долго мы препирались бы – обе упрямые – но за дверью послышался топот и голоса. Кто-то кого-то ругал, кто-то перед кем-то оправдывался – разумеется, все это делалось матом.
Естественно, и я, и Фрося отнеслись к этому с интересом, как ко второму (а для меня уже и третьему) действию фарса: обе заинтригованно переглянулись и воззрились на дверь, изогнувшись знаком вопроса.
«Что будет дальше?» – хотелось нам знать.
И мы быстро узнали: дверь распахнулась – на пороге вырос здоровенный мужик. Из-за его спины десятиголовым чудовищем торчала свита из родных мне верзил и из совсем незнакомых.
Фрося смущенно сказала:
– Здрасте.
Я состроила рожицу и показала верзилам язык.
Здоровенный мужик опешил, а верзилы скорбно «пожалились»:
– Видишь, батя, это просто чума. Черт рядом с ней отдыхает. Замучились мы.
Интеллигентный ткнул в свой роскошный фингал (ну что я за мастерица!) и промямлил:
– Орехоколом, бля, наварила.
«Неужели?» – подивилась я, гадая где раздобыла орехокол – всего не упомнишь в батальной сумятице.
Интеллигентный же сокрушился едва не до слез:
– Живому человеку по лицу железным орехоколом! Креста на ней нет!
– Свой крест я ношу с собой! – отрезала я, но, похоже, никто меня не услышал.
Все смотрели на батю, на здоровенного мужика. А он уже на Фросю смотрел и бубнил:
– Значит на той нет креста… А на этой? – Он ткнул толстым пальцем в мою подругу.
Та зачем-то снова пропела «здрассье» и покраснела – мол кроткая дурочка.
Верзилы на уловку не повелись: дружно пожали плечами и дружно признались:
– Батяня, про нее еще не успели понять. Гадаем. Только вот появилась, но подружка чумы, так что, хорошего мало.
– Яс-сно, – с неясной угрозой пропел здоровенный мужик, из чего мне стало понятно, что не ясно ему ничего, оттого он сердит, а уж на ком выместить зло он найдет: нас с Фросей воочию видит.
«Похоже, ему не до шуток, – ежась, подумала я. – Неужели не врет Ефросинья? Неужели весь этот прикол совсем не прикол?»
Я растерянно глянула на подругу: ей хоть бы хны. Крутит глупой башкой на верзил, на их шефа и думает, что ей здесь отечественное кино.
А здесь не отечественное кино!
Здесь хуже!
Гораздо хуже, хоть кажется, хуже и не бывает. Так думала и сама, теперь же глянула на «батяню» и поняла: «Бывает и хуже!»
А когда «батяня» цокнул фарфоровым зубом, я совсем обомлела: по опыту знала, так зубом цокать может лишь тот, у кого руки по локоть в крови.
«Фрося
