за дверной косяк, хозяйка вдруг развеселилась и громко произнесла:
– Чего жмешься-то, дурень? Никто не кусается тут, – потом взгляд ее умаслился каким-то теплым чувством, и она добавила с непонятной гордостью в голосе:
– Лизонька так же вот пришла – жмется чего-то, на меня не глядит. Ой, разбери, чего нонче этим молодым надобно!
Комната, куда прошли гости, была вся захламленная, неубранная, у стены громоздился старый расшатанный диван, в углу огромной грудой навалены подгнивающие доски. Промелькнула у Луки мимолетная мысль, зачем здесь эти доски, но спрашивать про них он не стал, дабы не отвлекаться:
– Говоришь, Лизавета приходила? Давно?
– Положим, приходила, тебе до нее какое дело?
– Так ведь нет ее нигде! Ни у нас, ни у родителей. Боюсь, мало ли, пропадет совсем…
– Она девочка хорошая, – строго перебила Инна. – А что у родителей нет, то и славно. Знаю я про них всё! Негоже!
Что означало туманное «негоже», старуха пояснить не удосужилась да начала о другом:
– У меня вон крыша протекает, намаялась прямо. Кто мне залатает-то? Аль, думаешь, дочь озаботилась? Ни черта не озаботилась! Нет, гиблые они люди теперь, нечего Лизоньке с ними! Уж поехала девочка учиться, так пусть уж… оно… с миром.
Лука с Ильей нетерпеливо переглянулись, затем первый уточнил осторожно:
– Учиться? В Город?
– Куда ж еще, Лука? Чего-то не видала я университетов в мелких деревнях, хоть и живу долго, – Инна хрипло усмехнулась.
– Когда уехала хоть? А то даже меня не предупредила.
– Да, почитай, час назад и уехала. Или больше? Часа полтора, так вернее будет. Оно и правильно, нечего ей там с этим боровом делать. Я смотрю, хиленький совсем сыночек-то у тебя. Чаю, может, будешь?
Последние слова предназначались исключительно Илье. Тот отрицательно замотал головой и пролепетал что-то вроде:
– Нет, спасибо.
– Ишь ты, спасибо! – опять усмехнулась старуха, отчего беззубый рот ее развалился на две половинки особенно сильно. – На кой мне твое «спасибо», ежели ничего не взял. Ты ведь молодой, у тебя кровь кипеть должна! Силы нужны, а ты, вишь, отказываешься, ходишь, ни бе ни ме. Лизонька, кстати, тоже поклевала, поклевала чуток да бежать. Такую, знаешь, тяжесть на себя… чемодан, в придачу сумки две! Я говорю, Лизонька, да как ж ты попрешь, отчего ухажеры не помогут! А она, представляешь, мне, ничего, мол, бабушка, донесу. До станции, мол, отвезут.
– Кто… отвезет? – спросил Илья и весь побагровел от тихой ревности, заподозрив одного из прежних возлюбленных Лизы, того самого, у которого наравне с Радловым машина в селении имелась.
– Да бес проклятый и отвез вроде.
– Бес? – удивился Лука, между прочим подумав, уж не сошла ли с ума собеседница, от старости ведь всякое случается.
– Да Петр же, будь он неладен! Я ж Тому воспитывала, я же все-все для нее, души в ней
