так отдыхать не очень-то и умел. Хотя любил музыку, знал некоторые оперные и опереточные арии, любил и умел неплохо танцевать, особенно вальс и фокстрот.
В конце «роковых» сороковых годов ни один «низкопоклонник перед Западом» не мог избежать заслуженного наказания. А посему как-то вечером, зайдя на кухню нашей коммунальной квартиры, я обнаружил на нашем столе рядом с керосинкой «Московскую правду» с жирными карандашными пометками. Я взял газету и увидел небольшую заметку с названием «Расточительные проектировщики». В ней говорилось:
«В то время, когда весь наш советский народ самоотвержено трудится над выполнением данных Партии и Правительству обязательств по досрочному выполению сталинской пятилетки в четыре года, по хозяйственному сбережению средств и материалов социалистического производства, кое-где еще находятся отдельные горе-проектировщики, которые позволяют себе расточительно расходовать недопустимо большие суммы народных денег.
Так, в московском институте Гиредмет при прямом попустительстве дирекции некий главный инженер проекта Зайдман Александр Давидович запроектировал на заводе в узбекском городе Чирчик дорогостоющую технологическую линию по западногерманскому образцу.
Как сказали вашему корреспонденту в Парткоме института, инженер Зайдман уже не первый раз пытается протащить в свои проекты чуждые нашему советскому обществу западные стандарты и иностранные технические решения. На заседании Партийно-хозяйственного актива была принята резолюция, осуждающая низкопоклонство некоторых инженеров перед Западом. «Пора остановить расточительство, допускаемое безродными космополитами!» – говорилось на заседании Партхозактива.»
Я тут же схватил пальто, шапку, перчатки и побежал к метро.
Отец сидел в кресле, запахнув свой старинный длиннополый халат из мягкого серого сукна и, наполнив маленькие хрустальные рюмки пятизвездным армянским коньяком, смотрел на меня вовсе не такими уж грустными глазами.
– Я бежал к тебе, думал ты убит и подавлен, – сказал я, – но, к моему приятному удивлению, ты не выглядишь более мрачным, чем в тот раз, когда взял пять взяток на мизере.
– Что говорить, сынок, – ответил отец, – конечно, дела мои – далеко не кофе с ликером. Но и не касторка с перцем. Во всяком случае, нос вешать рано, Партхозактив – еще не районный Нарсуд. И понять его вполне можно – «цыпленки тоже хочут жить». Надо отчитаться перед Райкомом, галочку поставить, доложить, что космополита долбанули, задание партии выполнили. Я вчера был у директора, он успокоил, сказал, что тронуть меня не даст. Говорит, придется разжаловать в инженеры и вкатить выговор с занесением в личное дело. Ну, и черт с ними, все равно я буду заниматься теми же своими делами.
К счастью, так и получилось, как сказал директор Гиредмета – отец остался в институте, хотя и на должности простого проектировщика (рис. 15).
В 60-х годах, когда
