это тяжело переживал. Домашним тоже от него доставалось, мама часто плакала, они сутками не разговаривали, и обстановка в доме была очень сложная.
…Разводились они долго и трудно. Сначала отец устраивал демонстрации, ложился спать на пол, не завтракал и не ужинал дома. Потом, когда развод был оформлен, он выхлопотал себе отдельную жировку на часть площади в нашей комнате, которую перегородили шкафом и буфетом. Мне пришлось преребраться в коридор, в нем забили парадную дверь, и получилась, хотя холодная и сырая, но отдельная, моя первая в жизни, собственная комната.
После развода с моей мамой, произшедшего по ее, а не его инициативе, он старался сохранить со мной связи. К выпускному школьному вечеру пошил мне у дорогого портного в ателье нарядный выходной костюм. Когда мне потребовалась операция по обрезанию крайней плоти, отягочавшей мое половое созревание, он пошел со мной в больницу, договорился с хирургом и помогал при выздоровлении. На алименты, как полагалось при разводах, мама в суд не подавала – отец и так давал ей деньги вплоть до моего официального совершеннолетия (кажется, до 18 лет).
Мое отношение к отцу и мои отношения с ним всегда были со знаком плюс, хотя и не всегда одинаковыми. В том подростково-юношеском максималистском возрасте, переживая развод родителей, я однозначно стоял на стороне мамы, часто жаловавшейся на «ужасный» характер отца. Мне было ее очень жалко, и я не понимал, зачем он обижает такое доброе безобидное существо, как моя мама. В то же время мне было жалко и папу, тоже ведь родного близкого мне человека, который вот так неожиданно должен был уйти из нашего дома.
Только повзрослев, я понял, что в разрыве двух не может быть повинен только кто-то один.
Второй раз отец женился на Фане Абрамовне Богницкой, высокой чернобровой женщине, интеллигентной, доброй и приветливой. Она была кандидатом технических наук и работала в знаменитом ЦАГИ (Центральном Аэро-Гидравлическом Институте).
Они жили в коммунальной квартире большого 9-тиэтажного дома в Армянском переулке (рядом, действительно, находилось Представительство Армянской ССР). Циклопичность этого огромного здания ныне отмечена расположением в нем одного из важных федеральных министерств. И только теперь, в свои преклонные годы, обремененные артрозными коленками, я понимаю, как тяжело было тогда уже пожилым людям подниматься на 8-ой этаж по крутой лестнице, соединявшей этажи 3-метровой высоты.
В той многонаселенной квартире было 12 комнат и соответственно 12 дверных звонков, электрических счетчиков, а также 12 деревянных поджопных кругов к единственному унитазу в одной на всех уборной и столько же тряпок для вытирания там же пола. В общей кухне вечно стоял пар от чанов, в которых женщины перед стиркой кипятили белое белье. Обычно я приходил туда в гости после демонстраций, на которые нас, служащих государственных учреждений, выгоняли в празничные дни 1 мая и 7 ноября. Армянский переулок находился как раз на моем обратном пути от Красной площади. Поэтому я не
