смел податься. Разумеется, его нигде и никто не ждал. Прямо как одувана, который уж утомил спорадически появляться в разных местах двора (Тмин следил). Такой этот Одуван был наивный, гладенький – с робким сосредоточенным выражением лица, высоким лбом, который он то и дело морщил, безмерными стрекозьими глазами. Что-то там себе соображал.
Тмин начинал злиться. Нечто жуткое погнало его из дома, приходилось отсиживаться во дворе, да ещё и с визгом, рёвом маленьких двуногих за ухом. Затравленность сменялась возмущением, которое готово было вот-вот лопнуть, как спелая виноградина.
Он рассеянно уткнулся в список городов в начале ежедневника. Ситуация предполагала, что любой вздох вселенной может быть знаком. Любой даже пук.
Тмин выбрал глазами Тернополь и Бордо.
И тогда на скамейку присел БОЛЬШОЙ. Прежде всего – голова, потом уже всё остальное. Крупная, коротко стриженная, темно-гнедой масти. Это было совершенно лишнее. Вот это присаживание. Пук, а не вздох судьбы. Да какой! Тмин брезгливо отодвинулся, не глядя на соседство.
Итак: Тернополь и Бордо. Воображение снова постаралось уцепиться за эти два названия. Никаких рациональных суждений, воспоминаний или хотя бы эмоций эти локации не вызывали. Они были ему откровенно безразличны. Об обеих он имел крайне расплывчатое представление. Но ведь это и было частью великой загадки, разгадав которую он смог бы дотащиться-дойти-доползти уже до конца! Нечёсаная голова его зажглась пожарищем от закатных лучей и напряжения.
Тернополь – терновый венец, наследие пыльных руин, белое тело нимфы, через тернии к звездам (?)
Бордо. Винные реки, конечно же. Благостная влага жизни, кровь христова. Леонардо дай винчик.
Какое убожество, – послышалось сбоку. Это явно сказал мордоворот.
Тмин затаился, сделал вид, что не слышит. Должно быть, эти слова относились к Одуванчику-дурачку. На детской площадке раздражающе гомонили дети, на лавках (лаврах?) сидели мамаши с полными, обтянутыми цветным ляжками, по тротуару двигались раздувшиеся кормом пакеты.
Тмин вытянул затекшие ноги, потер колени. Украдкой поглядел на соседа. Лоб большой и рельефный, брови выпуклые, толстые, как большие гусеницы – вот-вот поползут. Глаза в фиолетовой тени. Не очень большие. Какое-то мастифье ощущение, только бы больше кудлатости. А то будто и ему пришлось подстричься под офис, чтобы что-то скрыть: волос по бокам, до самой верхушки головы был очень короток – по моде.
Тмин открыл карту, поискал, нашел, аккуратно проложил маршруты: от Тернополя до Бордо, от Бордо до Тернополя. Румыния, Австрия, Венгрия замелькали под ногами. Писательская мысль зароилась, почуяв приближение важного и невыразимого.
Но тут он почувствовал на своём лице посторонний совершенно взгляд. Теперь Большой бросал на него не только мшистую тень – это еще можно было пережить – но и внимательный пронизывающий до зябкости взгляд. Едритство.
Можно было, конечно,
