как же мама? А сестры? У меня здесь племянники и племянницы и все друзья.
Хоуп заметила, что она не упомянула ни мужа, ни отца.
– Ты не можешь прожить всю жизнь ради других людей, – сказала Хоуп. – Позволь им принимать собственные решения и сама решай за себя.
– Но я не такая сильная, как ты, Хоуп. Я не уверена, что смогу жить самостоятельно. Кроме того, иногда слова церкви проникают мне в душу. Иногда я думаю, что папа прав.
– Я тоже так думаю, – сказала Хоуп. – Возможно, он не прав только в определенных вещах. Я верю, что важно жить правильно, быть честной, помогать другим, развивать свои способности. Но разве здесь подходящее место для всего этого? А твой малыш? Если родится девочка, ты хочешь, чтобы она была одной из множества жен? Чтобы ей пришлось терпеть эмоциональный голод, пока муж находится с бог знает какой по счету женой? Чтобы у нее не было никакой надежды на жизнь без всепоглощающего чувства вины?
Фейт подняла голову, чтобы посмотреть на сестру, и луна окатила ее лицо серебристым светом.
– Ты смогла дать своему ребенку что-то лучшее?
– Надеюсь, что да. – Хоуп прижалась лбом к одной из холодных металлических цепей, на которых висели качели. – Не могу гарантировать, но я, по крайней мере, увеличила шансы.
– И ты готова согласиться с тем, что больше никогда не увидишь своего ребенка?
Вопрос Фейт был грубоватым и в некотором смысле даже безжалостным, но в ее голосе не было ни малейшего осуждения. Только искреннее желание понять, о чем жалеет Хоуп, как она жила и действительно ли мир за пределами общины – лучше.
– Было время, когда я этого не принимала. Но мне пообещали, что ее отдадут в хорошую семью, и я пока еще верю тем, кто мне это сказал. – Хоуп представила себе молодого и привлекательного администратора «Дома рождений». Паркер Рейнольдc поддерживал ее в один из самых трудных моментов жизни. И Лидия Кейн, такая энергичная в своем возрасте, подавала ей высококлассный пример того, какой может быть женщина. Они вдвоем вдохновили Хоуп собрать свою жизнь по кусочкам, какие бы препятствия ни встречались ей по пути, и стать медсестрой-акушеркой. Но для этого ей пришлось уехать из Инчантмента. Она не могла жить там, где все будет напоминать ей о ребенке, которого она отдала, и дразнить возможностью когда-нибудь столкнуться с собственной дочерью.
– О чем ты думаешь? – спросила Фейт.
Хоуп отвлеклась от старых глинобитных домов, красных закатов, свежего, чистого воздуха и пахнущих соснами гор.
– Я рада, что моему ребенку не придется проходить то, через что прошла я, – сказала она. – Удочерение дало ей полную семью, у которой есть средства заботиться о ней. Но для тебя все будет по-другому, Фейт. Тебе не придется бросать своего ребенка. У тебя будет где жить и что поесть. И шанс окончить школу. Вот поэтому я и вернулась – чтобы помочь тебе, если ты примешь мою помощь.
Лицо сестры омрачилось сомнениями.
– Неужели ты никогда не мечтала уехать? – нажала на нее Хоуп.
– Я все время об этом мечтаю, – прошептала Фейт.
От
