миссией, мой выбор пал именно на него. Бомбчинский, никогда до этого не ездивший верхом, сел на лошадь и отправился в длительное и опасное путешествие через горные перевалы, объезжая стороной поселения и прячась от патрулей. Он отлично выполнил поручение и успешно вернулся назад, но в это время, к сожалению, я уже был в тюрьме. Немного позже, когда американская миссия хотела послать важную депешу в Персию для передачи в дальнейшем своему правительству (советские власти отказались отправить ее телеграммой по своим каналам), эта задача тоже была поручена Бомбчинскому. Он привлек к ее исполнению Мошкова, они добрались на поезде до станции Ак-Кум, передали депешу и совершили там свой дерзкий трюк. После короткой перестрелки Бомбчинский был ранен в живот и был оставлен умирать в пустыне. Мошков вынужден был сдаться большевикам.
Через несколько дней я узнал, что белые, отступая по Чимкентской дороге, завернули в горы. Я решил не испытывать судьбу и оставить дом друга. Он помог мне раздобыть лошадь, и я двинулся в сторону Чаткала, надеясь соединиться там с отступающим отрядом.
Был очень сильный мороз, и лежал глубокий снег. Болота и ирригационные каналы перемерзли, так что я без особых помех добрался до окраины села Никольское, где уже побывали большевики. Моя лошадь была старой, едва тащившейся кобылой, и у меня не было даже слабой надежды при встрече уйти от красных. С каким сожалением я вспоминал, как много раз проезжал по этой самой дороге на своих собственных лошадях, которые могли обогнать и оставить позади любого всадника. Сейчас дорога была пустынна и свободна, как будто некий гибельный мор прошел над землей. На лицах случайных прохожих я видел уныние и страх. Диктатура пролетариата повсюду оставляла свои отметины.
На закате я добрался до дома знакомого богатого киргиза по имени Джакши-бай. Он думал, что я давно расстрелян, и был сильно удивлен, увидев меня. Он не скрывал своей радости.
– Куда ты едешь, тахир[27]? – спросил он.
– Собираюсь поохотиться в горах, – уклончиво ответил я.
– Хорошо, но на ночь ты должен остаться здесь, – сказал Джакши-бай.
Когда мы вошли в дом и остались одни, он сказал:
– Тахир, скажи мне правду, ведь ты здесь не для охоты. У тебя нет ружья и собаки. Ты совершенно один.
– Да, Джакши-бай, ты прав. Мне нужно встретиться с отрядом белых, который этим путем идет к Чимкенту: ты что-нибудь знаешь о них?
– Если хочешь, я дам тебе своего племянника в проводники. Он проведет тебя ночью прямо в горы через степь. Но ты должен поспать, да и твоя лошадь устала. Завтра утром я узнаю про твоих друзей на базаре от киргизов, которые спустились с гор.
Я с радостью согласился на его предложение. После чая и великолепного плова я улегся на удобную постель из стопки мягких ковров, постеленных на полу, и меня укрыли теплым тулупом из волчьей шкуры.
В течение ночи жена Джакши-бая просыпалась
Уважительное обращение, принятое на востоке. Тахир (араб.) – чистый, святой; безгрешный.
