тебя, тахир, в доме. Я привык давать кров гонимым. Ненавижу большевиков – сынов шайтана! Я рад услужить человеку старой гвардии. Ночью переезжай в мой дом. Я много слышал о тебе и рад помочь.
Поздней ночью киргиз проводил меня. Была полная луна, но падал густой снег, скрывавший нас от любопытных глаз. Через полчаса мы пришли к воротам одиноко стоящего в поле дома сарта. Мой проводник постучал условным сигналом, и дверь открылась. Хозяин встретил нас в маленьком внутреннем дворике и провел в комнату с земляным полом, слабо освещенную «чираком» – маленькой масляной лампой, похожей на древние греческие или египетские светильники. Недалеко от двери вокруг пылающего очага сидели две женщины и молодой человек – сын Акбар-бека, рядом был мальчик лет двенадцати. Они вежливо приветствовали меня и пригласили присесть рядом с ними. Одна из женщин была молода, с большими карими глазами и задумчивым выражением бледного лица; другая была постарше, с простодушным выражением, но не без благородства. Их не стесняло мое присутствие, хотя мусульманский закон запрещает женщинам показывать лицо чужим мужчинам, но я был не простой гость, а гонимый чужак, пришедший под их кров в поисках убежища. Никто из домочадцев не задавал мне никаких вопросов. Они, вероятно, хорошо знали, кого пригласили в свой дом, и какую это представляет опасность для всей семьи.
Вскоре все начали готовиться ко сну. Женщины приготовили мне постель, а та, что моложе, достала из сундука ковер для меня, как она пояснила, из ее приданого. Покидая комнату, Акбар-бек сказал мне:
– Тахир, ты никого не бойся. Ни один посторонний человек не войдет сюда ночью. Я перережу ему горло.
Я остался в этой комнате, вместе с мальчиком и молодой сартской женщиной с младенцем.
Стены комнаты были просто обмазаны глиной, крыша покрыта камышом, несколько грязных кусков войлока лежали на полу, и они с парой больших сундуков, стоящих у стены, составляли внутреннее убранство этого жалкого дома, который на неопределенное время стал моим пристанищем. Дверь закрывалась не очень плотно; ужасные сквозняки дули со всех сторон, в окнах не было стекол, а земляной пол был очень холодным. Я лежал на своем ложе, не раздеваясь. Сон все не шел ко мне, и я размышлял о своей будущей судьбе. Так началась моя жизнь среди сартов.
Редко когда выпадало на долю европейца в Туркестане жить в бедном мусульманском доме и видеть жизнь сартской семьи изнутри. Уже следующим утром я с большим интересом наблюдал все, что происходило вокруг моего нового пристанища. На одной стороне внутреннего дворика находилась комната, моя обитель, на другой были две комнаты поменьше и остатки кирпичного сарая, где держали корм для лошадей. По две другие стороны – навес и сарай для повозок. Ворота открывались прямо на главную дорогу, обсаженную тополями, и на полуразрушенную стену, позади которой был большой «арык», или ирригационный канал. В течение всего дня на дороге гудели грузовики, везущие красные войска в горы, раздавались пьяные ругательства, звякали подковы лошадей.
Возле
