и если бы был способ управлять взлетом, то я бы летала целый день!
Мсье Жозеф поднимает руку, словно призывая меня остановиться. Но чувства внутри меня кипят, хотя я и не знаю, как их выразить поточнее.
– Что-то вроде вот этой занавески… – Я показываю на раскрытое окно за его спиной. – Ветер ее поднимает, надувает, а потом она опадает.
Теперь, по крайней мере, мсье Жозеф обернулся посмотреть.
– Да, мсье, – сообщаю я ему. – Эта штука взлетела, только когда ветер… ну, не знаю… когда ветер в нее забрался. Сделал ее больше. Заполнил…
– Хм… – бормочет мсье Жозеф. – А в этом есть смысл…
Он прислушивается ко мне внимательнее.
Пьер пихает его локтем:
– Может, тебе записывать?
Но мсье Жозеф откидывается на спинку стула и кладет обе руки на стол:
– Давай проясним: ты думаешь, что наше изобретение взлетело, лишь когда воздух оказался внутри?
– Да.
– И как только оно сдулось, то стало быстро опускаться… – Он замолкает. Внезапно вид у него становится до странного напряженным. – Ты была в тот день одна, Сорока? Важно, чтобы про наш прототип никто не знал. Если кто-нибудь пронюхает…
– Я не шпионка, если вы об этом, – резко отвечаю я.
Дверь в кабинет распахивается настежь, и внутрь шагает незнакомец – высоченный, широченный, крепкий, что твое дерево. С его приходом всё в комнате, включая меня, кажется гораздо меньше.
– Кто это? – шепотом спрашиваю я Пьера.
– Мой дядя, мсье Этьен. Папин брат, – тихо отвечает он и почему-то морщится.
– Как вижу, ты допрашиваешь нашу гостью, – говорит мсье Этьен. Его взгляд равнодушно скользит по мне.
Я тоже окидываю его взглядом, но не нахожу никакого фамильного сходства. Ни доброго выражения на лице, ни озабоченно нахмуренного лба. Этот Монгольфье – какой-то самоуверенный пижон. Могу побиться об заклад, что он-то так легко затею с прототипом не бросил бы.
– Сорока делилась своими впечатлениями от полета, – объясняет мсье Жозеф. – И знаешь ли, ее стоит послушать.
Я уже готова продолжать, но мсье Этьен раздраженно щелкает языком:
– Дорогой братец, я допускаю, что на свете есть разумные девочки, но при всем уважении девчонки вроде Сороки даже в школу не ходят. Зачем посвящать ее в подробности наших изобретений, а?
Это правда: я действительно не умею ни читать, ни писать. Но я не дура. И пусть я не знаю, как поцветистее описать события того дня, я все же была там. Я стала частью этой истории. И у меня осталась пара подробностей, которыми я хотела бы поделиться.
– Это ветер. Ветер поднимал ваш воздушный мешок, – говорю я прежде, чем он успевает меня остановить. – Надо будет немного его нагрузить, чтобы можно было им управлять. Если разобраться с весом, он поднимется выше и будет лететь ровнее.
Я вижу, какой взгляд кидает мсье Этьен на мсье Жозефа. Совсем не обнадеживает.
