интересе к петроглифам со стороны обычных людей и рядовых туристов, для которых, в первую очередь, и предназначалось это издание. В конце концов я все-таки издал книгу о Саймалуу-Таше – в память об ушедшем Леониде Дядюченко. Дальнейшие продажи ее подтвердили мои опасения: интерес публики к петроглифам был очень слабым.
Проще забыть о рисунках на камнях, убеждал я себя, и заняться другими темами, довольствуясь тем, что наши поиски все-таки не прошли даром: опубликована моя повесть «Тайны Иссык-Куля», имеющая определенный успех; Николай Дмитриевич Черкасов не будет забыт, как не будут забыты и рисунки, найденные нами по его следам. Пусть ученые занимаются своими делами, а я должен заниматься своими!
Между тем, всякий раз, оказываясь в предгорьях Иссык-Куля с друзьями и видя, с какой увлеченностью они осматривают валуны в поисках рисунков, я начинал сомневаться в правильности своего решения. Мои друзья и гости, никогда в жизни не интересовавшиеся петроглифами, готовы были часами ходить по этому каменистому плато, словно первобытное искусство всегда волновало их! Быть может, сама аура этих мест производит на посетителей магическое воздействие и в их подсознании просыпаются архаические знания, записанные на подкорку нашего головного мозга предыдущими поколениями? Так думал я, и во мне зрело убеждение, что интерес к петроглифам можно пробудить у любого человека. Ведь я неоднократно наблюдал это.
Вернувшись домой из очередной поездки с друзьями в Чет-Кой-Суу, я принялся обрисовывать рисунки по методу, с которым нас познакомила Анна Мухарева. Я начал с простых сцен. На первых же шагах у меня возникли сложности в передаче восприятия рисунка. Казалось, если я уберу фактуру камня, все его сколы, трещины, потертости и разноцветные пятна лишайников, то останется только графика, передающая замысел древнего художника. Это должно облегчить зрителю восприятие картины. Но едва я начал работу, как обнаружил, что даже самая тонкая кисть не может передать изящество нанесенного на камень рисунка! Моя копия, выполненная одноцветной краской, делала изображение плоским, лишала его жизни, в то время как оригинал был соткан из целой палитры полутонов, неравномерного вторичного загара, позднейших доработок. В реальности петроглифы органично вписывались в фактуру камня, это был космос их существования! Вырванные из него, рисунки становились беспомощными, словно рыбы, брошенные на лед. Моя компьютерная кисть не знала нюансов, она одинаково высвечивала и то, что виделось на рисунке явно, и то, что лишь угадывалось. Исчезало таинственное очарование первобытного искусства, будто с него срывали магические покровы и оно являлось перед зрителями беспомощное и обнаженное.
При сильном увеличении изображений на экране монитора я увидел то, что скрывалось от невооруженного взгляда раньше: даже сравнительно простые рисунки были выполнены с истинным мастерством, со знанием анатомии животных, с применением хорошо развитой
