пылесос и улыбаясь.
После того, как Дженни поставила меня в пару с Анджелой, другая девушка, подождав, пока та уйдет, шепотом посоветовала мне присматривать за напарницей, когда мы убираем.
– Она крадет губки и бумажные полотенца из домов клиентов, – шептала она. Официально губки и полотенца мы должны были покупать за собственный счет. Иногда, закончив в каком-нибудь доме, Анджела прихватывала с кухни распечатанные пакеты с чипсами или солеными крекерами. Помню, как она, усевшись в машину, запустила в такой пакет руку, хотя до уборки у нее с собой его точно не было.
– Хочешь? – спросила она, протягивая мне пакет. Анджела настолько явственно игнорировала мой неодобрительный взгляд, что мне хотелось закричать.
– Нет, – ответила я, дожидаясь, пока две другие уборщицы, с которыми мы работали в тот день, выедут с парковки передо мной. Трейси, сидевшая за рулем, у которой темные волосы отросли на добрых пару сантиметров и просматривались седые корни, решила остановиться и выкурить сигаретку.
– Эй, а мне можно закурить? – спросила Анджела, уже в третий или четвертый раз, как Мия, когда знала, что я устала и могу сдаться.
– Нет, – тупо ответила я.
– Тогда пойду спрошу, может, Трейси меня подвезет, – сказала она, вылезая из машины, чтобы пересесть.
Я никогда не обсуждала поведение Анджелы с Дженни. Я предпочитала склонить голову и не жаловаться, радуясь тому, что у меня есть работа. Но мне требовалось больше рабочих часов. Дженни очень заботливо относилась к своим сотрудницам, и у меня возникло впечатление, что Анджела работает на нее уже долгое время, возможно, дольше нас всех. Я гадала, какая за этим может стоять история, почему Анджела оказалась в таком положении. Собственно, я думала обо всех моих нынешних коллегах. Что заставило их взяться за эту работу – мыть туалеты за копеечную плату.
– Она была одной из моих лучших девушек, – как-то раз сказала мне Дженни, когда мы с ней, вопреки обыкновению, оказались в машине только вдвоем и ехали к следующему клиенту. Голос ее смягчился. – Анджела пережила трудные времена. Я очень ей сочувствую.
– Ну да, – откликнулась я. – Я понимаю.
Но на самом деле я совсем не понимала. В домах, где мы с Анджелой убирали вместе, она копалась в хозяйских вещах, листала журналы, заглядывала в ящики, пока я все драила с удвоенной скоростью. Очень скоро у меня начала трескаться кожа на пальцах. Я кашляла от нашатыря, отбеливателя и того противного мелкого порошка, которым мы посыпали ковер, прежде чем пылесосить.
Зимний холод и влажность плохо сказывались на моих легких. Через несколько недель после того, как я приступила к работе, у меня начался ужасный бронхит; я, как могла, старалась лечиться сиропом от кашля и таблетками от простуды, но болезнь только усиливалась. Однажды утром, когда мы с Анджелой подъехали по гравийной дорожке к темно-синему особнячку, стоявшему среди деревьев, у меня начался сильнейший
